и шагнул вперёд, оттаскивая мужчину от Иволги. Естественно, ему это не понравилось, и, резко развернувшись, отец красноволосой толкнул меня в грудь.

— С вами, молодой человек, разберёмся отдельно. Вы хоть знали, чью дочь удерживали у себя?

Я не нашелся, что ответить, так что мужчина снова повернулся к дочери. Короткой передышки Иволге хватило, чтобы вскочить на ноги и набычиться.

— Отвали, я сказала!

— Марина! — отец стукнул кулаком о стену. — Собирайся. Ты едешь домой!

— Нет! — взвизгнула красноволосая, оседая на пол. — Нет! — пискнула уже тише, глядя на сжатые пальцы. — Нет…

Мне стало тошно. Первым делом пришло осознание сюрреализма и абсурдности происходящего: ещё полчаса назад мы спокойно спали в теплой постели, не зная, как стремительно рушится наш мир. Потом я вдруг увидел себя со стороны: высокий, худощавый молодой человек, отрешённо наблюдающий, как морально уничтожают его любимую. И, наконец, в последнюю очередь разглядел чистым взглядом её отца. Толстый, лысый мужик, на голову ниже меня, ворвавшийся в наш дом, хочет отнять мою Иволгу!

И я ударил его.

Всё произошло как-то внезапно, в единый бесконечно удлинившийся момент. Рванув отца Ивы за плечо, я оттолкнул его почти к выходу, потом догнал и впечатал в челюсть собственный кулак. Мужчина пошатнулся и едва не упал, но все-таки смог устоять на ногах, вцепившись в дверной косяк.

— Вон отсюда! Вон, пока я вас с лестницы не спустил!

Он попятился, держась за покрасневшую щеку ладонью. Посмотрел на дочь.

— У тебя сутки на раздумья. Завтра утром я вызову сюда полицию, поняла?!

В ответ я захлопнул дверь прямо перед его лицом.

Иволга проплакала, наверное, целую вечность, уместившуюся где-то между десятью и одиннадцатью утра. Потом я, наконец, смог увести её на кухню. Теперь маленькая сидела, забравшись с ногами на диванчик, и курила, глядя в пустоту перед собой. Кофе в её чашке остыл, пепельница заполнилась окурками, но Ива всё ещё не произнесла ни слова. Я сел рядом и обнял маленькую за плечи. Некоторое время она не обращала внимания, потом оттолкнула меня и, скривившись, отвернулась.

— Что будем делать?

— Соберу вещи и свалю. Дай мне пару часов.

— Ага, так я тебя и отпустил.

Иволга фыркнула и потушила очередной бычок.

— Тоже хочешь в тюремщики записаться? Или так, кандалами в ногах поваляешься?

— Ив, не надо…

— Я тебя, придурка, защитить пытаюсь! Он — влиятельный адвокат, такие проблемы организует, что век не отмоешься! Тебе это надо?

— Я…

— Вот видишь. Не говори глупостей.

— Он всё равно устроит мне неприятности, если ты убежишь. Просто из мести. Да и вообще, как ты собираешься жить дальше, если не можешь воспользоваться документами?

— Сделаю поддельные!

— Где? В Норильске? В Ноябрьске? В ещё более глухом северном городке, где ты знать никого не знаешь?

Ива судорожно стала рыться в карманах. Там обнаружилась лишь опустевшая пачка: все сигареты она уже скурила.

— Отвали от меня.

— Не могу. Мы же вместе.

Пальцы Иволги стиснули пачку так сильно, словно именно там находился загадочный корень всех проблем, возникших перед нами.

— Вам нужно поговорить, — продолжил я. — Как равные.

— Как ты себе это представляешь?

— Слабо. Но пока что не вижу другого выхода. Ты должна показать отцу, что не боишься его.

— Ещё как боюсь!

— Ничего он не сделает, пока я рядом. Встретимся на нейтральной территории. В «Оливке», например! Позвоню, договорюсь. Ты тоже позвони, ему. Объясни, как добраться до кафе. И назначь время.

— Глеб, я…

— Марина, не спорь.

Она вздрогнула, услышав от меня собственное имя. Спорить сразу перестала, набрала номер. Какой же я был идиот!

* * *

Встречу назначили на восемь вечера. Остаток дня тянулся, как тугая пружина, которую осторожно растягивает старый механизм. Иволга сидела на кухне, обдумывая предстоящий разговор, я делал то же самое в нашей комнате. Хотя, сказать по правде, думалось совсем не о том.

В голову лезли мысли о вчерашнем разговоре, о том, как Ива не дала себя обнять. Это было эгоистично — думать о себе в такой момент, поэтому я честно старался перескочить на мысли об отце красноволосой. К сожалению, думать о нём было особо нечего: он оказался волевым и неприятным человеком, которого я ударил в челюсть. Больше ничего я не знал, даже имени-отчества.

И всё-таки, думать о своих проблемах было эгоистично.

Я уже говорил, что людям свойственно искать в прошлом предзнаменования случившегося, но клянусь — когда мы подошли к «Оливке», между лопаток у меня кольнуло злым холодком. Отец Иволги уже ждал у входа, нервно барабаня пальцами по стеклу двери.

— Как его зовут? — негромко поинтересовался я.

— Виктор, — ответила красноволосая. — Виктор Олегович.

Мы подошли как раз вовремя — кафе закрывалось. На пороге показалась Лена.

— Я оставила вам по бутылке воды и пустому стакану, — девушка глядела исключительно мне в глаза. — Всё остальное, и возможный ущерб — за твой счёт.

— Хорошо, — я подтолкнул Иву к дверям. — Заходите.

Дождавшись, пока и Виктор, и его дочь окажутся внутри, я поймал уже уходящую Лену за руку.

— А?

— Ты сука, Лен. Просто сука.

И, прежде чем она успела что-нибудь ответить, шагнул за дверь. Больше мы с Леной никогда не виделись.

* * *

Я сдвинул три квадратных столика, образовав длинный прямоугольник. За один конец посадил Иволгу, за другую — Виктора. Сам сел посередине, положив руки на отполированное дерево.

— Прежде, чем начать переговоры, я бы хотел извиниться перед вами, Виктор Олегович. То, что произошло утром — отвратительный инцидент, в котором я искренне раскаиваюсь.

— Извинения приняты, — мужчина рефлекторно потер щеку бледной ладонью. — Могу тебя понять: ворвался в квартиру, стал шуметь. Но посуди сам: я нашёл у тебя сбежавшую дочь.

— Кстати, об этом. Хочу прояснить ситуацию: да, мы с Ив… Мариной живём вместе уже почти год. Но познакомились случайно, и в начале я вообще не