Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Значит, для людей этот мир не подходит.
— Ты прав.
— Но сюда приходят стригали.
— Разумеется. Как и в другие Джокеры. Джошуа, каждый Джокер — целый мир, и он не везде одинаков. В нем обязательно есть безопасные места — вот такие укрытия. Стригали их знают.
— Как?
— Через других стригалей. Это целая субкультура, о которой понятия не имеют люди вроде тебя — и даже Лобсанг. И мы не возражаем. Вы думаете, что Долгая Земля — это колонии вроде Черт-Знает-Где, города вроде Вальгаллы, войны за независимость и все такое. Дурацкая история старой Земли, повторяющаяся в новых мирах. Нет, Джошуа, вы ошибаетесь. Долгая Земля — это новый образ жизни или, наоборот, очень старый. Стригали не колонизируют Долгую Землю. И не подгоняют ее под себя. Они просто на ней живут.
Эта отповедь удивила Джошуа, который вырос с Биллом, жил с ним в одном городе и думал, что хорошо знает его.
— А ты-то откуда знаешь?
— Ну, у меня бывают свои «творческие отпуска». Я тоже время от времени ухожу погулять. Но всегда возвращаюсь. Я слишком люблю домашний уют, в том-то и проблема. И выпивку. Но прогулки себя оправдывают. В процессе я понял, как мыслят эти ребята.
Джошуа задумался.
— Значит, нужно думать, как стригали, если мы хотим найти троллей, так?
— Потому что тролли тоже живут на Долгой Земле. И знают потайные места, где можно спрятаться, а стригали этому учатся. Кстати, темнеет.
— Я заметил.
— Джошуа, ты точно не против переночевать внизу? Сам понимаешь, во мраке кроются всякие экзотические ужасы.
— Но у тебя же есть инфракрасные датчики и локаторы. Ты заметишь любое движущееся существо, теплокровное и холоднокровное. Верно? Разбуди меня, если понадобится.
— Не волнуйся. Спокойной ночи, старик.
— И тебе.
Джошуа проснулся в серых и сырых предутренних сумерках.
Еще не успев открыть глаза, он ощутил неприятное покалывание в затылке. Многовековой инстинкт пытался прорваться через кордон, выставленный головным мозгом.
За Джошуа наблюдали.
И он услышал слова:
— Без-здорож-жный…
Джошуа сел в спальнике.
В нескольких метрах от него, прислонясь к стволу дерева, стоял эльф, который так ловко сливался с тенью, что Джошуа ни за что бы не заметил гостя, если бы тот не повернул голову и не улыбнулся. Низкое утреннее солнце блеснуло на двух рядах безупречных треугольных зубов.
Эльф вышел на свет и, сделав несколько широких шагов, подступил вплотную.
Ростом он был не выше четырех футов, мускулистый, коренастый, с лицом, похожим на морду задумчивого бабуина, с прической как у панка — или у какаду. Он щеголял в кожаной набедренной повязке, на поясе у него висел мешочек. Босые ноги выглядели вполне по-человечески, не считая острых загнутых ногтей. Джошуа взглядом поискал у пришельца оружие и не нашел.
Это существо до странности напоминало крота — его лапы явно были приспособлены для копания. Карикатурно большой, очертаниями смутно напоминающий человека, прямоходящий крот в одежде. И в солнечных очках. Поцарапанных и треснутых. Вдобавок уши эльфа, тесно прилегающие к приплюснутому черепу, не предназначались для того, чтобы заправлять за них дужки, поэтому очки держались при помощи грязной резинки.
Эльф вновь ухмыльнулся. Джошуа ощутил его дыхание.
Пистолет лежал в спальнике. У Джошуа возникло отчетливое ощущение, что, попытавшись достать оружие, он сделает самую большую глупость в жизни.
Для таких случаев, подумал Джошуа, наверняка должно быть какое-нибудь более уместное приветствие, нежели «Звезда горит над часом нашей встречи». Но именно это прозвучало по рации, лежавшей на земле в спальнике. Билл за ним наблюдал.
Эльф улыбнулся и произнес:
— Ж-желаю тебе хорошей с-смерти.
Он разговаривал по-английски — и, несомненно, принадлежал к одной из многочисленных гуманоидных рас, которые на Долгой Земле за свое изящество получили название эльфов. Но хотя раньше Джошуа таких не видел, он немедленно догадался, к какому подвиду относится это существо.
— Он кобольд.
— Да, — сказал Билл по рации. — Некоторые зовут их лунями. А придурки англичане — городскими лисами.
— Я думал, это миф.
— Только ему не говори, он может обидеться. Инфракрасные датчики его засекли. Вижу оружие. Но он тебя не тронет. Ну… наверное. Какие ощущения?
— Представляешь себе встречу Ганди и Питера Пэна?
— Нет.
Кобольд усмехнулся, показав острые зубы.
— Не бойс-ся, человеч-чек. Я тебя защищаю. Ты в безопас-сности. Будь моим другом.
— Договорились. Меня зовут Джошуа.
Кобольд серьезно кивнул.
— Знаю. Тебя пос-слал Лобсанг.
— Лобсанг? Ты знаешь про Лобсанга? И почему я не удивлен?
Билл сказал:
— Кобольды о тебе наслышаны, Джошуа. Особенно с тех пор, как я принялся искать Салли.
— У тебя ес-сть камень, который поет?
— Камень, который поет?
— Да. Камень, который ес-ст человеческую душу и поет. С-священная музыка. Люди, которые поют пос-сле смерти… — Кобольд помолчал, в задумчивости двигая губами, и внезапно закончил: — Как Бадди Холли.
— Скажи «да», — велел Билл.
— Да.
— Блин, Джошуа, я всё должен разжевывать? Отдай ему кассету.
— А, камень, который поет. Я понял.
Джошуа полез в карман куртки, которую использовал в качестве подушки, вытащил старую поцарапанную кассету и протянул кобольду. Тот взял ее, как ревностный адепт священную реликвию, понюхал, поднес к уху, осторожно потряс.
— Билл здес-сь уже бывал. Мы говорили. Он принос-сит муз-зыку. И кофе. У него ес-сть машинка, которая пьет с-солнце и играет с-священную муз-зыку.
— То есть магнитофон?
Кобольд повертел кассету длинными пальцами.
— «Кинкс-с»?..
— Тот альбом, который ты хотел, — сказал по рации Билл.
— Хорош-шо…
Кобольд вытащил из мешочка на поясе старый кассетный аудиоплеер, подставил рассветным лучам блестящую солнечную батарею, надел на шею древнего вида наушники и сунул кассету в прорезь.
— А ещ-ще?..
— Двенадцать песен, моноверсия, выпущена в Европе, плюс британский релиз, пятнадцать песен, стерео и моно, ну и парочка раритетов. «Скотный двор», микс. И ранее не выходивший трек под названием «Трусы Мика Эйвори».
Но кобольд уже не слушал. Он прислонился спиной к дереву, прижав к ушам потрепанные наушники.