Нет, так все-таки лучше, чем сидеть на месте. И потом, у них есть время. Масса времени.

– Снова налево, – скомандовал Митч.

Виктор свернул.

Первую половину пути они потратили на обсуждение плана, а теперь, когда он был составлен и оставалось только претворить в жизнь, они ехали в молчании, которое прерывали только указания Митча и беспокойное постукивание Виктора. Дороги стелились им под колеса.

* * *

Пока Виктор вел машину, Митч прикидывал.

Прикидывал, переживет ли эту ночь.

Прикидывал, переживет ли ее и Виктор тоже.

Прикидывал, что принесет им завтрашний день в том случае, если они оба останутся живы.

Прикидывал, чем сможет занять свои мысли Виктор, когда Эли не станет. Если Эли не станет.

Митч прикидывал, что он сам будет делать дальше. Они с Виктором никогда не обсуждали свое партнерство, его условия и прекращение, но все всегда сводилось к этому моменту. К тому, чтобы найти Эли. То, что будет потом, никогда не упоминалось. Он вообще не был уверен, что в голове у Виктора было место для этого «потом».

Движущаяся зеленая точка на его телефоне совпала с неподвижной красной, обозначавшей бар «Три вороны», и Митч сел прямо.

– Приехали.

* * *

Виктор припарковался на стоянке напротив бара, хотя там было тесно и узко, что затруднило бы быстрый отъезд, особенно в случае погони. Однако, учитывая угнанную машину и тревожную готовность копов, выделяться им нельзя было ничем. Он не собирался рисковать арестом за парковочный штраф на угнанной машине. Только не сегодня. Он отключил двигатель, вышел из машины и всмотрелся в кирпичное нечто, провозглашавшее себя баром «Три вороны»: три металлические птицы, взгромоздившиеся на вывеску над входной дверью. Слева от бара шел переулок, и пока они вдвоем переходили улицу, он заметил в грязной кирпичной стене боковую дверь. У тротуара они разделились: он сам пошел в переулок, а Митч – в бар. Мысленным взором Виктор видел, как на доске в форме города выстраиваются элементы его игры: шахматы, морской бой и вист. Его ход.

– Эй! – окликнул он Митча, уже взявшегося за ручку входной двери. – Будь осторожен!

Митч кривовато улыбнулся и вошел.

XXV

Пять лет назад

Тюрьма «Райтон»

– Еще молока хочешь?

Это были первые слова, с которыми Виктор Вейл обратился к Митчеллу Тернеру.

Они сидели в столовой. Митч уже три дня гадал, какой у Виктора окажется голос – если тот все-таки решит заговорить. Если он вообще может говорить. За этим обедом Митч уже начал воображать, что его сокамерник – немой, что под воротником тюремной рубашки по его горлу прочерчен мерзкий шрам-улыбка или за чуть изгибающимися губами отсутствует язык. Это звучало странновато, но в тюрьме было скучно, и Митч обнаружил, что его воображение то и дело заносит куда-то не туда. И потому когда Виктор наконец открыл рот и с безупречной дикцией спросил, не нужен ли Митчу еще пакет молока, тот обнаружил, что разрывается между удивлением и разочарованием.

Он поспешно подбирал слова ответа.

– Угу. Да. Конечно.

Ему было противно, что это звучит так глупо и медленно, но Виктор только с тихим смехом подвинул ему пакет.

– Укрепляет тело, – заметил он и пошел через зал к раздаче.

Стоило ему уйти, как Митч понял, что надо было идти с ним. Он три дня ходил хвостом за своим новым сокамерником, однако этот вопрос застиг его врасплох, а теперь, почти сразу, у него возникло нехорошее ощущение, что он только что пожертвовал возможностью снять проклятие. Он вытянул шею, высматривая Виктора, но в эту секунду кто-то толкнул его к столу и закинул руку ему на плечо. Издали этот жест мог показаться дружеским, но Митч видел заточку в руке у Иэна Пэкера: ее острие было нацелено ему в щеку. Митч был вдвое крупнее противника, но понимал, какие травмы Иэн успеет ему нанести, прежде чем удастся его скрутить. И к тому же Пэкер был из тех, кто, несмотря на тщедушность, обладал здесь властью, влиянием. Слишком большой властью и влиянием для этого тесного местечка.

– Ну-ну, – проговорил Пэкер, обдавая его зловонным дыханием, – отыгрываешь щеночка?

– Чего тебе надо? – прорычал Митч, не сводя глаз с подноса, стоящего перед ним.

– Уже год дожидаюсь, чтобы ты начал играть роль сторожевого пса для моей бригады, был так терпелив и снисходителен к твоему дерьмовому пацифизму. – Митч был удивлен (и даже впечатлен) тем, что Пэкеру знакомо слово «пацифизм». – И тут вдруг появился этот худосочный хер, и ты моментально вжился в роль. – Он поцыкал сквозь зубы. – Я бы мог его трахнуть уже за то, что ты тратишь на него время и способности, Тернер.

Порционный пакетик молока лег к Митчу на поднос, и, подняв глаза, он увидел, что Виктор стоит у стола и с легким интересом наблюдает за происходящим. Пэкер крепче сжал заточку, сосредотачиваясь на вновь пришедшем – и у Митча оборвалось сердце. Очередной сокамерник потерян.

Однако Виктор только с любопытством посмотрел на Пэкера.

– Это самодельный нож? – спросил он, ставя ногу на сиденье и пристраивая руку на колено. – У нас в одиночках таких не было. – «В одиночках?» – изумленно подумал Митч. – Всегда хотел увидеть заточку.

– Сейчас увидишь вблизи, говнючок!

Пэкер снял руку с плеча Митча и рванулся к Виктору. А тот только вернул ногу на пол и сжал пальцы в кулак – и Пэкер на полпути к нему вдруг с воплем рухнул на пол. Митч заморгал, изумляясь тому, что случилось… и чего не случилось. Виктор к этому типу даже не прикоснулся.

Вопль Пэкера заставил всю столовую прийти в движение: заключенные вскочили, охранники кинулись на крик. Митч сидел и смотрел, Виктор стоял и смотрел, а Пэкер выл, извиваясь на полу. Рука у него была в крови: извиваясь и вопя, он стиснул в кулаке остро заточенную полоску металла. За мгновение до того, как к ним успели подбежать, Митч увидел, что Виктор улыбнулся. Это был звериный оскал, узкий и хищный.

– Что тут происходит? – крикнул один из двух подбежавших охранников.

Митч посмотрел на Виктора, а тот молча пожал плечами. Улыбка исчезла, брови были озабоченно нахмурены.

– Понятия не имею, – сказал он. – Парень подходит поговорить. Только что он в порядке, а потом – раз… – тут Виктор прищелкнул пальцами, и Митч вздрогнул, – и начинает корчиться. Вы бы им занялись, пока он себя не поранил.

Охранники прижали дергающегося Пэкера к полу и высвободили из исполосованной ладони заточку. Постепенно его крики перешли в стоны, а потом прекратились. Заключенный потерял сознание. В какой-то момент между тем, как Пэкер напал на Виктора, и тем, когда тот сбил его с ног одним взглядом, Митч выбрался из-за стола и теперь стоял в паре шагов позади своего сокамерника, попивая молоко, наблюдая за развитием событий и изумляясь – отчасти увиденным, а отчасти тем, что в кои-то веки его ни в чем не обвиняют.