Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Уважение? По-моему, это слишком сильная натяжка, никак не соответствующая профилю Холмквиста.
– Не забываете ли вы о еще одном важном факторе, в свете которого ваша ситуация выглядит особенно уникальной?
Она закрыла глаза и медленно выдохнула. Голос Каца успокаивал.
– Конечно, я понимаю, что Дэвид Клэрмонт является частью этого уравнения.
Каким именно образом, оставалось пока еще непонятным, хотя накануне вечером, еще до того, как ей стало плохо, Эйзен сообщил, что на записях с камер видеонаблюдения за весну и лето обнаружены любопытные последовательности. В трех отдельных случаях – каждый раз в течение двенадцати часов после посещения Холмквистом выставки «Океания» – Дэвид Клэрмонт проходил мимо тех же точек наблюдения по маршруту, ведущему к коллекции камней-амулетов. Никаких доказательств реальной встречи Клэрмонта и Холмквиста в видеоархиве не найдено. Что привело Дэвида в музей – «видения», в которых присутствовала коллекция, или его личное увлечение резьбой по камню? Если видения, то становилась понятной причина неожиданных и внезапных поездок Дэвида в Чикаго. Он действовал под влиянием побуждения, стремясь найти недостающую часть себя, этого другого, которому тоже нравились камни, но который вытворял с ними нечто ужасное, отвратительное, невообразимое.
В видеоархиве музея также обнаружили запись с вечера открытия выставки. В небольшой кучке небрежно одетых гостей, несомненно воспользовавшихся возможностью свободного входа, выделялся молодой человек в темно-синих рабочих брюках и запачканной куртке. Большую часть его лица скрывал козырек бейсболки, но поза, жесты и походка не позволяли ошибиться.
– Мы не знаем, как Клэрмонт – так сказать, хороший близнец – мог повлиять на мысли брата-убийцы за несколько часов до их смерти. – Знакомый голос доктора Каца вернул ее к действительности. – Профиль не дает ответа. Дело в душе человека – в душах двух братьев, в стремлении заполнить пустоту внутри, в изломанной психике.
– Может быть, вы и правы, – вздохнула Кристина.
Кац, похоже, сплюнул. Наверное, отгрыз еще кусочек шариковой ручки.
– Может быть, да. Может быть, нет. Я не пытаюсь что-то объяснить, а всего лишь предлагаю возможные варианты. Конечно, случай странный. Генами можно объяснить не все. Приемные родители Клэрмонта – живое доказательство того, какое значение имеет окружающая среда. И, конечно, мы мало знаем, в каких условиях рос ваш убийца. А теперь вам надо отдохнуть. Поздравляю, вы всем им доказали, какой вы прекрасный специалист.
– Спасибо, доктор, за добрые слова.
Она попрощалась с Кацем, но подвести черту под всем случившимся не смогла. Мысль о том, что Холмквист засунул в нее камень, отзывалась тошнотой. Не ее ли шрам он имел в виду, когда говорил о «маленьком сюрпризе»? Неужели он действительно считал, что у них есть что-то общее? Сама эта идея была отвратительна.
И Клэрмонт. Его боль в тот момент, когда он ушел за братом в ночь, была столь явственной, что, просто вспоминая о нем, Кристина почти ощутила эту боль в себе. Понимал ли он, чувствовал ли, что и его жизнь тоже уходит? Ощущал ли утрату той связи, которая существовала еще до рождения, в утробе матери, с тех пор, как трещинка в яйцеклетке разделила их надвое? Представить такое Кристина не могла. И как Клэрмонт оказался в тех же колючих зарослях, что и брат? Она поежилась. Сам ли бедняга Дэвид нашел шипы или шипы нашли его? Ей доводилось читать, как один из однояйцевых близнецов впадал в отчаяние, узнав о внезапной смерти другого. Потеря того, кто знает тебя от и до, знает, каково тебе, кто понимает тебя без слов, – это страшный, сокрушительный удар. Даже если твой брат – чудовище, убийца. Бедный Дэвид Клэрмонт. Он старался изо всех сил, но у него не было ни единого шанса. От этой мысли ей самой стало больно.
В палату вошла медсестра, отрегулировала капельницу, и, к счастью, вскоре Кристина закрыла глаза – лекарство подействовало быстро.
* * *
– Привет, напарница, – прошептал Макфэрон, легонько коснувшись тыльной стороны ее ладони. – Что поделываешь? – Он положил свою ковбойскую шляпу в ногах кровати. – Проспала весь день напролет?
– На этой кровати хватит места для нас обоих, – сказала она, придвигаясь как можно ближе. Ей вдруг так захотелось почувствовать рядом его крепкое тело. Он наклонился, и они поцеловались.
– Ты ведь говоришь так не только под действием наркотиков? – Он потряс металлическую подставку для капельницы.
– Может быть, но разве это мешает большому и сильному шерифу воспользоваться удобным моментом?
Он снова наклонился и прижал ее к себе, как смог, своей единственной здоровой рукой.
Она ухватила его своей единственной свободной рукой и притянула к себе.
– Я так боялся потерять тебя, – мягко сказал он. – Не хочу терять.
– Ох, Джо, я тоже не хочу тебя терять. Знаю, я не всегда хороший человек. Извини за то, что не была с тобой откровенна. И за то, что сделала немало такого, что могло испортить тебе жизнь. Я…
– Ш-ш-ш… Хватит таких разговоров. – Он отстранился и нежно поцеловал ее пальцы.
– Джо.
Она смотрела и смотрела на него. Разве есть на свете другой такой же? Добрый, искренний, честный… По щекам покатились слезы.
– Я во многом ошибалась. Насчет столкновения наших галактик. Думаю… может, они все-таки смогут это сделать. Если ты все еще этого хочешь.
– Я все еще этого хочу, – прошептал он, и его улыбка наполнила ее ощущением покоя и довольства.
Она вздохнула и прижалась к нему, снова погружаясь в дремоту.
Сегодняшний день принес долгожданную передышку. Она благодарила судьбу за то, что осталась жива. Она выжила, и Джо тоже выжил, а значит, выжило и то будущее, что припасено для них обоих. На данный момент этого было вполне достаточно.
Эпилог
Сморщенный лист затрепетал на стебле от легкого ветерка, пронесшегося над пустым кукурузным полем. Накрапывал дождь. В воздухе вокруг дома престарелых в Блэки ощущался кисловатый привкус, хотя до открытых линкольновских шахт было добрых пять миль.
Информация поступила от дневной сиделки, услышавшей, как Эрл Эйвери, один из жильцов, рассказывает, сидя у телевизора, о двух своих ставших вдруг знаменитыми сыновьях – Клэрмонте и Холмквисте. Покопавшись позже в ящике комода Эйвери, сиделка обнаружила четыре старых письма от Бруны Холмквист, в которых женщина умоляла его прислать денег на содержание двух его сыновей – Дональда и Дэвида.
Фургон кабельного телевидения остановился через дорогу от парковки для посетителей. Новостная бригада «WTTX» быстро пересекла лужайку в направлении боковой двери, которую уже открыла предупрежденная заранее сиделка. Видеооператор вручил ей стодолларовую купюру – за хлопоты. За ним в здание проследовала высокая женщина-репортер в строгом брючном костюме желтовато-коричневого цвета и ярко-бирюзовом шелковом шарфе. Последним переступил порог техник, несший запасную аппаратуру – на случай, если что-то пойдет не так с прямой спутниковой трансляцией.
Сиделка молча провела их по коридору к палате 29, в которую вся бригада и проскользнула, никем не замеченная. Оператор включил яркую галогенную лампу, направив ее прямо в лицо прикованному к постели шестидесятиоднолетнему шахтеру. Эйвери открыл глаза.
– Проверка – раз, два, три, – привычно произнесла женщина. – Раз, два, три…
Оператор кивнул.
– Освещение хорошее. Звук готов, – сказал он. – Три, два, один…
– Добрый вечер, леди и джентльмены. Я, Маргерит Деверо, веду прямой репортаж из дома престарелых Блэки, штат Индиана. Мы находимся в палате Эрла Эйвери, прикованного к постели шахтера, недавно подтвердившего, что он является биологическим отцом Дэвида Клэрмонта и Дональда Холмквиста. Холмквист – убийца трех известных нам девушек. Он также несет ответственность за смерть психиатра, работавшего с его братом-близнецом, Дэвидом Клэрмонтом. Полиция подстрелила Холмквиста на кукурузном поле неделю назад; позже его тело обнаружили в зарослях колючего кустарника, где он, по-видимому, запутался, пытаясь бежать. По жуткому стечению обстоятельств, его близнец, Дэвид Клэрмонт, был найден мертвым днем позже – в таких же колючих кустах.
Маргерит Деверо переключила внимание на шахтера.
– Мистер Эйвери? – Она пожала старику руку. – Вы меня слышите?
Голова Эйвери