Ефиму пришлось сделать над собой усилие, чтобы не рассмеяться Пиренейцеву в лицо. За незаконное хранение оружия он мог бы получить три, максимум четыре года, а за убийство – все пятнадцать, если не двадцать лет. К тому же статья за изнасилование – это черная метка, с таким клеймом среди уголовников долго не протянешь.

– Да я и рад бы, – сказал он с самым серьезным видом. – Но я не умею врать и не могу признаться в том, чего не совершал…

– Бросьте паясничать, Болотов, – поморщился следователь. – Если вы не представляете, насколько серьезно ваше положение, я вам скажу. При обыске у вас обнаружена крупная сумма денег и оружие. Вы жили на съемной квартире, это два. Все это наводит на мысль, что вы прибыли в Москву с целью диверсии. Если сгустить краски, то можно сделать вывод, что вы находились здесь для того, чтобы убить президента…

– И что?

– А то, что вам грозит пожизненное заключение!

Ефиму было обидно. Похоже, Пиренейцев держал его за идиота, если с самым серьезным видом городил перед ним такую чушь.

– Уж лучше это, чем изнасилование…

– Не знаю, не знаю… А может, вы и правы, Болотов! – вскинулся следователь. – В заключении насильников не любят, это верно. Даже не хочу говорить, как с ними поступают…

– Тогда, может, мне лучше президента на себя взять?

Ефим понимал, что прежде всего Пиренейцев заинтересован был в раскрытии совершенного убийства. И если он припишет ему предполагаемую диверсию, то лишь в довесок ко всему остальному. А скорее всего, он не станет этого делать. Покушение на президента – это прерогатива Службы охраны и ФСБ. Ефиму мало не покажется, если к процессу подключатся эти службы, но и у Пиренейцева дело заберут, после чего начальство влепит ему служебное несоответствие за проявленный в процессе расследования идиотизм.

– О президенте мы потом поговорим, ладно? – скривился следователь. – Сейчас разговор идет об убийстве гражданки Скунцевой…

– Тогда забудем пока про пистолет, – предложил Ефим.

– Пока забудем, – кивнул Пиренейцев.

– Не было у меня оружия. И не было, как вы говорите, агрессивной сущности…

– Допустим.

– Я не убивал Арину. Не мог это сделать… Значит, это сделал кто-то другой…

– Кто?

– Хороший вопрос.

– И я бы хотел услышать хороший на него ответ.

– Это мог сделать Жора.

– Кто?

– Жора, Георгий… Фамилии не знаю, отчества тоже, но этот парень учился с Ариной в одном классе. И у него была безответная любовь. Он бегал за ней, а она его гнала… Он знал, где я живу, и ему очень не нравилось, что Арина ходит ко мне. Он даже поджидал ее возле дома, когда она возвращалась домой. Хотел ее проводить… А может, и не только это… Я был с ней, и я сам провожал ее домой…

– А вот и неправда, мать потерпевшей утверждает, что Арина ночевала у вас и домой возвращалась сама…

– Ночевать она стала после того, как я купил компьютер. А до этого я провожал ее домой… Приезжала она сама… Жора мог подкараулить ее… Арина говорила, что у него с психикой не все в порядке. Он любил… э-э… как бы вам это сказать, любил прижиматься к девушкам, ну, как бы невзначай… И в автобусах он ездил, чтобы лишний раз поприжиматься…

– Почему я должен вам верить?

– Никто не говорит, что вы должны мне верить. Но вы можете проверить… Кстати, Жора мог знать, что Арина употребляла наркотики. Он, может, и маньяк, как она говорила, но СПИД вряд ли ему нужен. Он мог воспользоваться презервативом…

– Знаете, как это называется? Это попытка переложить свою вину на другого.

– Но я не мог изнасиловать Арину. Даже если отбросить моральные соображения, которых я придерживался, остается, скажем так, техническая причина.

– И что это за причина?

– Ну, причина…

Ефим должен был сказать о своих проблемах с потенцией, но что-то мешало ему в том признаться. А ведь в этом было его спасение…

– Что за причина, я спрашиваю?

– Я очень люблю свою жену. Очень-очень. И не мог бы изменить ей ни при каких обстоятельствах… В общем, Арина не интересовала меня как женщина…

– Это не аргумент.

– Ну, может быть… Если меня оправдают, я получу назад свои деньги?

У него изъяли все наличные – более двадцати пяти тысяч долларов.

– Разумеется, – кивнул Пиренейцев.

– Вы могли бы оставить их себе, – понизив голос, сказал Ефим. – Если найдете настоящего преступника, то все деньги – ваши…

Ефим очень сомневался в том, что деньги дойдут до него в полном объеме, если вообще от них что-то останется. Так что в любом случае он мало что терял.

Пиренейцев думал недолго.

– Что вы там говорили насчет одноклассника? – с интересом спросил он.

– Жора его зовут. Прыщавый, в очках… Я думаю, его нетрудно будет найти.

– Мы займемся его поисками, – кивнул следователь. И с сожалением посмотрел на Ефима: – Но вы должны понимать, что в любом случае вам будет предъявлено обвинение по факту незаконного хранения огнестрельного оружия…

– И должен, и понимаю.

– Так что с этим я помочь вам не смогу…

– Это моя вина, и раз уж я совершил преступление, придется за него ответить.

– Раз уж зашел разговор, то скажите, откуда у вас оружие?

– Шел, нашел. Хотел в милицию отнести, а она сама ко мне пришла. Я зачем в ванную зашел, хотел пистолет взять и Свирельеву отдать. А он ворвался в ванную, увидел оружие, сам за пистолет схватился… Хорошо, что вооруженное сопротивление не приписал…

– А нам лишнего не нужно. Нам убийцу найти нужно… Ладно, не буду вас утомлять. Завтра вам предъявят обвинение, и завтра же вы отправитесь в следственный изолятор. Желаю удачи!

Пожелание прозвучало как издевка. Какая могла быть удача в тюрьме?

Болек заплатил за хорошую камеру, но, судя по всему, большая часть денег из этой суммы была выброшена на ветер. Обычная камера площадью тридцать – сорок метров, вонючая чаша «Генуя» на бетонном постаменте, холодно и неуютно. Одно радовало – численность арестантов соответствовала штатному расписанию, а точней, количеству шконок, здесь расположенных. И техника была – два телевизора под потолком, холодильник.

За столом сидели «мужики» – обычные, ничем не примечательные люди. Среди них выделялся только один – крепкого сложения, с шишковатой, наголо бритой головой. Челюсти у него были как два тяжелых жернова. «Мужицкая семья» обедала. Остальные дожидались своей очереди.

В дальнем углу камеры Болек заметил «блатную семью». Эти, видимо, уже пообедали. Вызывающая уверенность, небрежные манеры, независимый вид. Их было трое, и они о чем-то спокойно разговаривали меж собой, скучающе посматривая на новичка.