Мои грехи, моя расплата - Владимир Колычев

Низкое закатное солнце красило рыхлые облачка в багряные тона, вычерчивало длинные тени от церкви с покосившимся крестом, силосной башни, в беспорядке разбросанных изб, телеграфных столбов. Под гулкий перестук колес поезд мчался на восток – скорость, движение, настоящего нет, только будущее. А попутная деревенька плавно погружалась в застывшее прошлое…

У окна, небрежно касаясь поручня, стоял молодой человек в зеленых брюках и солдатской рубашке; он хорошо помнил и это прошлое, и эту деревеньку. Тогда, два года назад, он видел ее в ярком свете утреннего солнца, под сочным голубым небом без единого облачка. Но тогда у него в душе была свинцово-черная туча – по-другому и не опишешь настроение человека, которого насильно лишили двух лет жизни. В тот день его кирзовым сапогом отогнал от окна ефрейтор Власкин, а сейчас он был свободен и мог сколь угодно долго считать верстовые столбы. Старший сержант Ефим Болотов отслужил свой срок и уже совсем скоро будет дома.

По военному требованию ему полагалась плацкарта, но небольшая доплата позволила ехать в купе, с комфортом. Ведь увольнение в запас, как и появление на свет божий, бывает только раз в жизни, и это событие должно быть ярким, запоминающимся. И как жаль, что соседи по купе оказались скучными и совсем не компанейскими. Бабушка с маленькой внучкой, изнеженный паренек в очках с толстыми линзами… Впрочем, молодой человек не унывал, через каких-то два часа он будет в Черногольске. Там – родные, друзья… Там Ларка, которая все два года ждала его из армии. Будут радость встречи, застолье, водка и секс…

Глядя в окно, на фоне мелькающих пейзажей Ефим видел в стекле и собственное отражение. В глазах праздничный огонек, на губах радостная улыбка, ноздри медленно раздуваются, как у человека, учуявшего вкусный запах… Тук-тук, стучат колеса. Тук-тук, домой. Тук-тук, домой!

Ефим легонько хлопнул по нагрудному карману, неторопливо выудил сигарету из пачки «Бонда», сунул ее в рот. И только затем повернулся в сторону тамбура, где можно было всласть покурить. Но мысли о табачном дыме развеялись как фимиам на ветру, и виной тому была девушка, вышедшая из купе и вставшая в нескольких шагах от него. И сигарета выскользнула из открывшегося рта…

Ефим знал толк в женщинах, или, по меньшей мере, так ему казалось. Он влюблялся в школе, были у него романы, когда он работал на заводе после техникума, везло ему и на постельные забавы. Имелась у него и своя шкала, по которой он выбирал девушек, сравнивал их между собой, определял, какие достойны его, а о ком лучше забыть. Были у него свои критерии оценки – по чертам лица, цвету и густоте волос, размеру и форме глаз, носа, губ, объему бюста, длине ног и прочему… Если «параметры» отменные, то и шарм есть, и сексуальная прелесть. Так он мог думать раньше, но только не сейчас, когда увидел случайную попутчицу.

Девушка встала у окна, изящным движением руки отодвинула шторку, скучающе посмотрела в бегущую даль. Она, казалось, не замечала парня, который смотрел на нее одуревшими глазами.

Она была хороша собой, великолепно сложена, но это было ничто по сравнению с обаянием, исходившим от нее. Пышные, не испорченные химией волосы русого цвета тяжело и мягко лежали на плечах; надбровная дуга гармонично сливалась с изгибом красивого, чуть вздернутого носа. О глазах девушки можно было говорить только в превосходной степени, а большие, четко очерченные губы вызывали плотскую жажду, которую можно было утолить лишь долгим и глубоким поцелуем…

В конце концов девушка заметила Ефима, посмотрела на него – слегка удивленно, но скучающе, как женщина, привыкшая поражать своей внешностью мужчин.

– Я вам не мешаю? – с тонкой мягкой улыбкой спросила она.

Ее мелодичный голос лишь усилил волнение сраженного наповал солдата.

– Э-э, нет, – в глупой растерянности мотнул головой Ефим.

Девушка собралась было еще что-то сказать, но ее окликнул мужской голос:

– Дана!

Ефим узнал, как зовут красавицу, но лишился возможности любоваться ею. Девушка скрылась в своем купе, а ее место занял кряжистый мужчина лет тридцати. Спортивная «площадка» на крепкой голове, набухшие холмы крупного лба, изрытые рубцами хребты надбровий, большой и сильно приплюснутый нос, полная верхняя губа и тонкая нижняя, ямочка на тяжелом волевом подбородке. Массивная золотая цепь украшала борцовскую шею, тельняшка трещала по швам под натиском мышечной массы.

Мужчина окинул Ефима цепким оценивающим взглядом. Одна его бровь выражала удивление, другая – раздражение.

– Тебе чего надо, солдатик? – грубо и снисходительно спросил он.

– Пройти надо, – буркнул под нос Ефим.

– Ну иди, иди…

Атлет задом втиснулся в дверной проем своего купе, кивком показал ему, что можно продолжить путь.

Ефим тяжело шел к тамбуру, звук закрывшейся двери заставил его похолодеть от скабрезной мысли. Дана осталась наедине со своим мужчиной, сейчас они запрутся, и он прижмет ее к нижней полке… Молодость глупа и эгоистична, оттого и порождает порой нелепые мысли. Оттого и думал Ефим, что все женщины мира рождены для него. Кому-то из них повезет быть с ним, но подавляющее большинство так и умрет в бесплодных мечтаниях о счастье с самым лучшим мужчиной на земле. Дане повезло: судьба свела ее с ним, и она должна была немедленно бросить своего никчемного кавалера, чтобы не упустить свое счастье…

Ефим выкурил одну сигарету, вторую, зажег третью, а Даны все не было. Или не хотела идти к нему, или атлет удерживал ее силой… Последняя мысль взбесила его, и он было устремился к купе, чтобы вырвать красавицу из лап чудовища. До призыва Ефим серьезно занимался боксом, в армии увлекся силовой атлетикой, в настоящем собирался продолжать в том же духе. И все же он остановился на полпути. Сначала ему подставил подножку фактор страха: как минимум соперник не уступал ему в физической силе, а скорее всего превосходил. Остывая, Ефим ощутил неловкость от собственного поведения. Поэтому глупо было стучаться в закрытую дверь, чтобы получить на орехи на глазах у Даны. А потом, не менее глупо было выяснять отношения с человеком, который, возможно, знаком с ней лишь поверхностно.

Поезд уже пересек черту города. В окне мелькали коробки высотных зданий, раскидистые опоры высоковольтных линий, шлагбаумы железнодорожных переездов, потянулись высокие бетонные стены вагоноремонтного завода, заборная мазня: «Слава КП и СС!», «Виктор Цой жив!»… Еще совсем чуть-чуть, и покажется водонапорная башня, за которой сразу же начнутся навесные переходы вокзала. Ефим уже собрался: надел китель, фуражку, взял в руку спортивную сумку. А Дана все не появлялась…

Поезд замедлял ход, пассажиры нервно тянулись на выход, а дверь в ее купе оставалась закрытой.

– Сынок, ты бы помог пожилой женщине, – просительно посмотрела на него соседка по купе.