— Не прикроешь дверь? — попросила я.

Мне всю ночь снилось то холодное место. Раз за разом я почти просыпалась от страха — неизвестный ужас преследовал меня, я соскальзывала по ненадежному льду — но каждый раз кошмар снова затягивал меня.

Я бродила по ледяным утесам, пытаясь найти ту прекрасную печальную женщину, звала ее, уверенная, что найду ее за следующим горным хребтом. Но на каждой новой вершине я находила лишь дюжины песочных часов, мелкий черный песок быстро заполнял нижнюю их половину. Я металась от одних часов к другим, отчаянно переворачивая их, но они вновь опустошались в считанные секунды.

За мгновение перед пробуждением я поняла, почему не могла найти ее. Я медлила слишком долго. Время имело существенное значение, а я опоздала. Ее уже не было. Исчезла и надежда, как те крошечные черные песчинки.

Шанс упущен.

Я приняла душ и оделась. На меня давило бремя неудачи. Отчаявшись достичь успеха, удовлетворения хоть в чем-то, я воплотила свою месть с веником в руках, занявшись мусором в разрушенном магазине. Я провела часы за выбиванием опилок и щепок из ковров Бэрронса и сбором разбитого стекла в аккуратные кучки.

Дэни с важным видом переступила порог и закрыла за собой дверь.

— В’лейн сказал, что ты хотела меня видеть. Не знаю зачем, но я особо не была загружена, так что решила тебя выслушать. Но лучше тебе не нести ту же хрень, что и в прошлый раз. Тогда ты не слишком любезничала, — на ее лице появилось самодовольное выражение. — Он подарил мне шоколадку. Чувиха, будто я, типа, его возлюбленная. Мы поболтали. Я сказала ему, что мне почти четырнадцать и что однажды я подарю ему свою девственность.

Я застонала. Неужели она ему ЭТО сказала? Прежде, чем послать его к ней, я заставила его поклясться, что он выключит свой смертельный эротизм.

— Как только все поутихнет, нам предстоит долгий разговор на тему твоей девственности и В‘лейна.

— У меня для тебя новости, Мак: ничего не поутихнет. Мир такой, какой есть. Такая теперь жизнь.

Несмотря на обычную для Дэни развязность и беспечный тон, ее глаза оставались холодными. Настороженными.

Жестокие слова. Жестокая правда. Но я с ней не смирюсь.

— Так будет не всегда, Дэни. Мы этого не допустим.

— Да что мы можем сделать-то? Мир слишком велик. Ваще-то, все не так плохо. Пока ты с катушек не слетела. Думала, мы с тобой, типа, как две горошинки в одном Мега-стручке, а других овощей вообще не существует. И тут ты ломаешь эту комедию, обжимаясь с ГроссМонстром. Я аж взбесилась, — она бросила на меня взгляд, в котором читалось все то, что она никогда не сказала бы вслух: «Ты меня бросила. Оставила одну. Да, я здесь, и надеюсь оно того стоит.»

Она достала из кармана яблоко и принялась его грызть.

Прошлой ночью, до того, как В’Лейн ушел, я попросила его найти Дэни утром и сказать, что Бэрронс не умирал, что я работала под прикрытием, и что я очень сожалею о своей лжи. Но ни одно извинение, переданное на словах кем-то, не сможет заменить настоящего, сказанного прямо в глаза. Ей необходимо было услышать это от меня лично. А мне — сказать ей об этом.

— Прости меня, Дэни. Мне было невыносимо причинять тебе боль.

— Чувиха, да забей уже. Не больно мне. Я и не такое переживу. Решила, у тебя ПМС, ну или типа того. Фигня. Просто хотела услышать от тебя, что ты вела себя как последняя сволочь.

— Я вела себя как последняя сволочь. Тебя это, может, и не задело, а меня чуть с ума не свело. Прощаешь?

Она вздрогнула и одарила меня испытующим взглядом. С рано повзрослевшей, одаренной девчонкой-подростком в аббатстве общались двумя способами: либо постоянно командовали, либо напрочь игнорировали. Сильно сомневаюсь, чтобы хоть раз кто-то извинился перед ней за что-либо.

— Да, блин, признания твоего сволочизма — вполне достаточно, госпади. Еще нюни распускать, как эти взрослые. Тьфу! — она обошла разгромленную кассовую стойку, и попыталась усмехнуться, но улыбка получилась кривая. — Так что тут стряслось? Мини-торнадо пронесся?

— Пальто сними, — уклонилась от ответа я. Не скажешь же ей: «Я убила Бэрронса, и он был так зол на меня, что разнес магазин».

— Понятно. Проехали.

Она сбросила пальто, и оно упало на пол грудой черной кожи. Под ним оказались узкие джинсы с заниженой талией, обтягивающий свитер и черные высокие кеды. Ее зеленые глаза сверкали.

— Учитывая, как книга захватывает носителей, прячась на людях, думаю, нам всем какое-то время придется одеваться, как потаскушки. Что-нибудь облегающее или совсем ничего. Чувиха, у всех же все свисать будет. Да у меня глаза из орбит вылезут и отвалятся от вида некоторых жирных телок из аббатства. Сдобные животики и «верблюжьи лапки»[27]— фу!

Я прикусила губу, чтобы не рассмеяться. В этом вся Дэни. Ни намека на тактичность. Как и мир вокруг, она была сама собой и не подчинялась каким-либо правилам.

— Не у всех суперскоростной метаболизм, как у тебя, — сухо заметила я. Все бы отдала за то, чтобы тоже есть шоколад на завтрак, торты на обед и пироги на ужин.

Она догрызла яблоко и бросила его в кучу мусора.

— Жду не дождусь встречи с Бэрронсом, кстати, — восторженно заявила она, — А ты? Хотя не, тебе-то что. Ты ж на него голого любовалась — сколько там — месяцами, да?

Временами мне очень сильно хочется, чтобы она прикусила свой язычок. Я вдруг снова очутилась в том подвале: обнаженный Бэрронс расхаживает по комнате, и я говорю ему, что он самый красивый мужчина из всех, что я когда-либо видела.

Я поспешила сменить тему.

— Что происходит в аббатстве? Знаю, ты ушла оттуда, но как обстояли дела до этого?

Ее лицо потемнело.

— Плохо, Мак. Очень плохо. А что? Думаешь вернуться туда? Плохая идея, я те скажу.

Хорошая или плохая, но выбора у меня не было. По словам Наны, когда Синсар Дабх сбежала из аббатства двадцать с лишним лет тому назад, моя мама была главой Хэйвена. А если верить Риодану, весь Хэйвен был уничтожен той ночью, спаслась лишь моя мама.

Нана назвала меня Алиной.

Риодан утверждает, что Алина была единственным ребенком Айлы. Мало того, что расспрашивать Риодана пустая трата времени, учитывая его скрытность, так к тому же он сейчас мертв, и я понятия не имею как надолго.

Так что остается Нана или аббатство.

Аббатство ближе, да и его обитателям не под сотню лет, так что они не склонны клевать носом на середине предложения.

Может первоначальные члены Хэйвена и мертвы, но там должны были остаться ровесницы моей мамы, выжившие даже после недавней резни. Кто-то из тех женщин, помимо Ровены, наверняка знали мою маму. И кто-то из них мог знать, что произошло той ночью, пусть и по слухам.