В рюмочной сидели несколько забулдыг, да и то трое из них были людьми генерала, старающимися походить на местных. Генерал заказал себе пиво и сел у окна. Человек, которого он ждал, пришел минута в минуту. Дисциплину и воспитание каленым железом не вытравишь.

Невысокий, бледный, с крючковатым носом человек лет пятидесяти, в таком же костюме, который генерал видел на задержанном накануне Петряке, осмотрелся и сразу же сообразил, к кому ему следует присоединиться. Улусов понял, что Петряк описал ему внешность генерала госбезопасности.

Не издай Улусов приказ, такого типа тут же арестовали бы, появись он на улицах города. Он не только на рабочего, но и на чиновника не был похож. Немецкий полковник имел карикатурную внешность, именно такими изображали немцев на плакатах военного времени.

Странный тип подошел к столу.

— Я прочел вашу записку, и вот я здесь.

Он довольно неплохо говорил по-русски, с небольшим акцентом, но скорее прибалтийским, чем немецким. Его можно выдать за латышского стрелка.

— Смелый поступок. Присаживайтесь, полковник. Будете пиво? К сожалению, немецкого здесь нет, но и русское пить можно.

— Не откажусь.

Улусов подал знак официанту, и тот принес еще одну кружку и две бутылки пива. По одной здесь не подавали.

— Почему вы выбрали меня для переговоров? — спросил Гофман.

— Генерал Калюжный прислушивается к вашему мнению.

— Я задаю тон, а он делает разработки. Мы в одной упряжке. Но я не буду сотрудничать с НКВД, в моем деле об этом можно прочитать. Попытки ваших коллег ни к чему не привели.

— Зачем же вы пришли?

— Хотел взглянуть на человека, который так грамотно пишет записки на немецком языке.

Улусов перешел на немецкий.

— Почему я выбрал вас? Отвечу. У меня профессиональная память. 27 марта 41-го года произошло знаменательное событие, вы должны его помнить. Мы стояли с вами рядом в одном строю по стойке смирно, когда фюрер награждал нас Рыцарскими крестами. Вас наградили крестом с дубовыми листьями, меня без таковых. Что справедливо. Вы боевой офицер, а я разведчик. Позвольте представиться, полковник Абвера Болинберг. В органах советской контрразведки с 43-го года. Сейчас не существует НКВД, я служу в Министерстве государственной безопасности, продолжая оставаться преданным членом национал-социалистической партии Германии.

— А таковая существует?

— И действует. Наши штаб-квартиры разбросаны по всему миру, мы верим в возрождение национал-социализма в Германии и готовы помочь каждому немцу, оставшемуся преданным своим идеалам.

— Идеалы меня устраивают, если только во главе движения не встают умалишенные ефрейторы.

— Фюрер давно уже превратился в миф и стал иконой. Мир изменился. Но у нас не может измениться враг — коммунизм. Если ваши товарищи по оружию, я говорю о русских, согласны с этим, я им помогу выбраться из петли.

— У вас неправильный подход. Коммунизм для них та же икона, и пусть они на нее молятся. Их угнетает режим, с ним они готовы бороться.

— Отлично. Нужна новая революция. В Советском Союзе много подпольных организаций, которые придерживаются тех же взглядов. Русским друзьям, с которыми вы идете в одной упряжке, не обязательно знать, что я немец. Кроме вас об этом никто знать не должен. Я русский генерал, который по мере сил борется с репрессивным режимом и нуждается в надежных единомышленниках и помощниках. Весь отряд я спасти не смогу. Часть. Человек десять, самых надежных и непримиримых.

Улусов достал газету и положил ее на стол.

— Здесь список. Калюжный входит в него. Список составлен мною в соответствии с уголовными делами, вы можете его подкорректировать. Остальными придется пожертвовать, теми, кто не готов к борьбе, а лишь жаждет свободы. Самых надежных людей я обеспечу подлинными документами и выведу из ловушки.

— Мы высылали разведчиков к большой железной дороге. Она блокирована. Даже вы не сможете нас вывести.

— Чем занят ваш отряд на данный момент? Полковник усмехнулся:

— Грабит машины с хлебом.

— Фуры с хлебом грабят, а они продолжают ездить без охраны. Странно! Так вот. В вашем отряде скоро появится новичок. Летчик. Из вашего же лагеря. У него есть отличная идея, с ней надо согласиться. В газете лежит карта с пометками. Не вся, конечно, а фрагмент, который вам понадобится. Летчик предложит захватить самолет.

— Взять наскоком аэродром? Это нереально. У нас была такая мысль, но мы ее отвергли, как только набрели на один из таких объектов. Среди нас есть один летчик.

— Вам не будут мешать. Вы сумеете захватить самолет с минимальными жертвами. Этих жертв выберете сами. Детали я вам объясню, но вы должны убедить Калюжного в правильности выбранного пути.

— Нет. Я поставлю его перед фактом в последний момент.

— Вам виднее. А теперь о деталях.

Тишина, птички поют, желтая листва, поднятая ветерком, по воздуху носится, наподобие бабочек. Благодать. Это даже не свобода, воля вольная. Но как сказал поэт: «Покой нам только снится…» Из-за кустов вынырнула человеческая фигура в черном с автоматом в руках. Муратов облегченно вздохнул: прогулка закончена, пора за дело приниматься.

— Руки за голову! — приказал автоматчик.

— Прежде чем командовать, номер сорви с груди. Не видишь, я такой же, как и ты.

Черные штаны, черная куртка, черный ватник и белый лоскут на правой стороне груди с номером. Они ничем друг от друга не отличались, только у одного был автомат, а у другого нет.

— Как ты сюда попал?

— Гальюны драил в административном здании, когда вы на рывок пошли. В суматохе и проскочил через брешь, оставленную вами. Трое суток на дереве просидел, пока вертухаи с собаками за вами гонялись. Как стихло, слез — и в чащу. Тринадцать суток брожу кругами и выхода не вижу.

— Иди вперед. Разберемся. Жрать-то хочешь?

— А то. На одной клюкве долго не протянешь.

Конвоир дал Муратову кусок хлеба. Вася его умял и

подумал: «Поверил с лету. Даже ствол за спину убрал».

Валунов в лесу было много, от маленьких до гигантских, поросших мхом. Лагерь, куда его привели, был огорожен стеной из валунов средних размеров, шалаши утеплены свежим лапником. А толку что. Со дня на день снег ляжет, все от холода передохнут. Тут даже зверья нет, город под носом. Нет, им не выжить.

Васю привели в один из больших шалашей, где сидели четыре человека в лагерных робах. Поди, догадайся, кто начальник. Лица спокойные, не озлобленные. Судя по виду и возрасту, чины не малые. Стоять можно было только согнувшись, и Муратову предложили сесть.

— И как же тебя, братец, занесло сюда? — спросил крупный мужчина лет пятидесяти пяти с обветренным лицом.