Брави хмыкнул:

— Считай, что такого человека ты уже нашел. Я достаточно много плавал и прекрасно ориентируюсь по солнцу и звездам. И у берегов Иерусалимского королевства, между прочим, бывал неоднократно. Так что в море не заблужусь и путь к Святой Земле отыскать сумею.

Остановились.

Джеймс смотрел на Бурцева в упор. Выжидающе и серьезно.

— Ты о чем, брави?

— О сделке. О той самой сделке, которую мы начали обсуждать после нападения летающих гондол отца Бенедикта. Начали, но не договорили. Тебе нужно попасть в Палестину и вызволить жену. Я знаю, как туда добраться. Я вообще знаю много чего интересного и полезного. И я готов оказать помощь, о которой ты не пожалеешь, Василий. Ни ты, ни Агделайда. Но взамен тебе придется поделиться информацией.

— Ну-ну... Твои предложения?

— Мы плывем в Рим. Ты встречаешься с Его Святейшеством Григорием Девятым, рассказываешь все, что знаешь о Хранителях Гроба, и мы сразу отправляемся в Святую Землю.

— Не пойдет, Джеймс. Как ты там говорил однажды... Пленники под пытками расскажут больше, чем поведают по доброй воле гости и послы. Твои слова? То-то же! Очень убедительно это было сказано.

— Я имел в виду тайные замыслы синьора Типоло!

— Знаю. Но если такого принципа придерживался венецианский дож, почему я должен верить Римскому Папе и его брави?

Джеймс помрачнел:

— Хочешь сначала побывать в Святой Земле, освободить жену, а потом отплыть в Рим вместе с синьорой Агделайдой?

— Вот уж нет, спасибо! Если мне удастся ее вызволить, я ни за какие коврижки не повезу супругу в ваши инквизиторские застенки! Да и самому попадать туда нет ни малейшего желания. Ни до Палестины, ни после.

— Значит, просто избавишься от меня и продолжишь путь самостоятельно?

Под рукавом брави возник бугорок. Кольтэлло... Бурцев скривил губы:

— Ага, как же — как же! Избавишься от такого клеща. Успокойся, драться с тобой не стану — себе дороже, да и смысла нет. А сам от меня ты хрен отстанешь, да Джеймс?

Джеймс не ответил. Не отстанет — и так ясно.

— Вообще-то, бродить по Святой Земле с хвостом за спиной мне тоже совсем не улыбается.

— С хвостом по Святой Земле? — не понял Джеймс. Даже как будто встревожился немного. — Что ты имеешь в виду?

— Не важно. Я предлагаю сделать так: ты помогаешь мне добраться до Иерусалима и вызволить жену. Я рассказываю все, что тебя интересует. Рассказываю без утайки. И мы расстаемся добрыми друзьями. И дальше каждый идет своей дорогой.

— Какие гарантии?

— Мое слово. Больше ничего предложить не могу — извини уж. И потом... После всего случившегося тебе все равно не выбраться из Венеции самому. Хоть с повязкой на глазу, хоть без. Слишком много народу тебя видело в «Золотом льве». Со мной видели. Так что думай, брави. Святая Земля ждет...

Брави думал недолго. На долгие размышления не было сейчас времени. Да и выбора у папского шпиона-убийцы не было тоже.

— Согласен.

— Значит, договорились. Я рад — одна проблема решена. Теперь бы нам еще обзавестись толковой командой и хорошим судном.

— Сегодня — обряд обручения Венеции с морем. В порту стоят лучшие корабли республики. Капитаны и судовладельцы тоже там. Можно будет присмотреться, переговорить кое с кем. Золота на уговоры хватить должно.

Брави хлопнул по поясному кошелю.

Венецианский порт впечатлял. Особенно сейчас. Широкую набережную заполнили толпы народа — не протолкнешься. Разношерстная людская масса, казалось, поглотила все пространство, вплоть до причалов, где на привязи покачивались суда венецианского флота. Кое-где в толпе мелькали эсэсовские мундиры и белые плащи с черными крестами — немцы досматривали корабли. Ищут «полковника Исаева» со товарищи? Что ж, очень может быть...

В порту, как и прежде, выделялись разукрашенный «Буцентавр» дожа и мрачный фашистский «раумбот». Соседушки, блин, неразлучные!

Здесь все без изменений. Или почти все. По палубе «Буцентавра» слонялись те же трое охранников. На катере и вокруг него было люднее. Кто-то опять драил палубу — эти фрицы просто помешаны на чистоте!

И снова двое вооруженных часовых дежурили на носу, еще двое автоматчиков стояли у трапа. Ни убавилось, ни прибавилось, в общем. Разве что братьев, полубратьев и кнехтов Тевтонского ордена возле заградительных рогаток и на причале стало побольше.

— Ты желаешь отправиться в путь сам или в компании? — неожиданно спросил Джеймс.

— Что? — не понял Бурцев.

— С одним кораблем поплывешь в Иерусалимское королевство или пристроишься к кому?

— А есть разница?

— Если плыть на своем корабле, будет быстрее. Но это небезопасно: в море лютуют пираты. Если двигаться в составе купеческого каравана под охраной боевых судов, получится дольше, зато надежнее. Для тебя имеет значение месяцем раньше или месяцем позже прибыть в Святую Землю?

— Месяцем?! Тут что, идет счет на месяцы?

Джеймс смотрел на него со своей фирменной кривой усмешечкой. Ну да, конечно... парусный флот, неторопливые скорости тринадцатого столетия...

Однако такой расклад Бурцева не устраивал. Никоим образом. Он лихорадочно обдумывал варианты. Пока не остановился на одном. Единственно возможном.

— Мне нужен быстрый корабль, Джеймс.

— В скорости с венецианским флотом мало кто может тягаться, Василий. Разве что британцы, но...

— Мне нужен очень быстрый корабль, — перебил его Бурцев. — Тот, что доставит нас в Палестину до полнолуния.

Джеймс прищурился:

— Сдается мне, сейчас во всей Венеции есть только одно судно, способное на такое. Но это...

— Корабль Хранителей Гроба. Я знаю и...

— Что?

— Я хочу захватить его, брави.

Джеймс промолчал. Но красноречивое то было молчание. Будто мысленно крутили пальцем у виска. Минуту крутили — не меньше. Вместе с брави молчали все.

— А как же команда? — наконец нарушил тишину Джезмонд Одноглазый.

— Вся моя команда при мне, — Бурцев кивнул на дружинников. — А венецианские моряки, привыкшие к парусам и веслам, — плохие помощники на судне Хранителей.

— Ты говоришь так, будто сам сможешь справиться с этой посудиной без весел и парусов?

— Смогу... — Бурцев кивнул. Перед его мысленным взором возник холст кисти Джотто ди Бондоне. Без «синьора Ганса» на переднем плане. Только рубка... Обычная рубка небольшого военного катерка.

— Смогу, — повторил он.

Выбора-то все равно нет.