тех пор, пока ты не заберёшь у него первую партию крови... Полагаю, на ответную реакцию и образование антител должно уйти минимум несколько часов?

— Примерно.

— Всё это время ты поскучаешь где-нибудь... Где-нибудь не здесь, Шутник. Заодно уберёшь из моего автобуса свою взрывчатку... Если она там вообще есть...

Он нам не верит.

— Потом я жду тебя на площади перед входом. Одного и без оружия. — Подозрительный прищур уставился мне в глаза. — Где, надеюсь, увижу тебя в последний раз... Когда ты соберёшь кровь и получишь то, что тебе причитается, конечно...

Точно не верит. Он знает, что если мы его обманываем, то на такое я точно не соглашусь. Он ждёт от меня попытки завладеть дозой в момент инъекции.

Я промолчал, давая понять, что согласен. И что выбора у меня нет.

Коротко переглянувшись с пацанами, словно напоминая им о чём-то, Хайзенберг медленно отворил дверцу холодильника и, не глядя, достал оттуда знакомую капсулу с мутноватой жидкостью. Запаянный стеклянный верх был отколот и завязан резиновым напальчником.

А из ящика стола он извлёк небольшой шприц:

— Тебе придётся поверить на слово, в то, что он стерилен. — Сняв колпачок, старик проткнул иглой резиновую затычку и аккуратно набрал жидкость в шприц. — Хотя, полагаю, к этому чудовищу зараза всё равно не особенно хорошо пристаёт. Как и к остальным жорам...

Шагнув ближе к решётке, Хайзенберг поднял иглу вверх и, продолжая испытующе смотреть мне прямо в глаза, выпустил из шприца воздух и капельку жидкости:

— Не жалко, Шутник? Это ведь последняя... И я точно знаю, что твои юные друзья так и не успели смотаться туда и обратно за новой партией... Твоя идея точно сработает?

То факт, что он был в курсе наших дел, меня не удивил. О путешествии Баджера и Белого знал почти каждый бывший пеон в округе. Многие, кому вот-вот должно было стукнуть восемнадцать, надеялись на их возвращение так же сильно, как и я.

Сейчас я полностью концентрировал внимание на его скупой мимике. Ты нам до конца не веришь. Это совершенно точно. И поэтому я не верю в то, что ты вот так просто сейчас вколешь самый ценный препарат на планете Чёрному Жоре. Или даже просто отдашь его мне. Хоть и под прицелом своих охранников.

Но для начала соври мне что-нибудь...

— Конечно не жалею, сколько раз повторять... Хватит тянуть. Боишься его что ли?

— Ещё чего... — Короткий взгляд влево и чуть вверх. Едва заметное, но лишнее движение головой в сторону.

— Тогда выйдешь из своей клетки и сам сделаешь укол? Или мне отдашь?

Старик снова переглянулся с охранниками:

— Шорох. Передай. — Рука протянулась к пацану сквозь решётку. И я принял шприц у охранника секундой позже. Остальные держали пальцы на спусковых крючках. И благоразумно держались от нас на почтительном расстоянии, почти у входа в помещение.

Заглянув через тонкий шприц на свет, я оценил объём вещества внутри:

— Не сильно много же ты взял себе на опыты этой гадости...

— А много было и не нужно... — Короткий взгляд вверх и влево. Чуть заметное движение головы. Снова врёт.

У меня в руках никакой не «Антижорин».

Шагнув к пристёгнутому Киру, я оттянул край плаща и горловину футболки, открывая могучее плечо для укола. И на грани слуха прошептал:

— План Б...

Шприц выскользнул из моей руки и покатился по полу. И за мгновение до того, как прогрохотала длинная двойная очередь, следом за шприцом лаборатории загромыхал один из тяжёлых шкафов, стоящих рядом с колонной. И почти все пули забарабанили по одной из его стенок.

Зато за длинными очередями почти не было слышно звериного рёва моего напарника.

Всё ещё обнимая колонну, он резко присел вниз, чтобы оказаться вместе со мной за опрокинутым прибором. И пока пацаны не закончили стрелять, резко потянул на себя один из браслетов, со всей силы ударяя другой ладонью по металлической поверхности. Сломав себе кисть, он, продолжая рычать, вытащил скорченную ладонь из-за колонны. Теперь кандалы были у него только на одной левой.

В это время я оглянулся на Хайзенберга. Точно так же не сводя с меня глаз, старик лихорадочно нащупывална столе пистолет, поднимал его вверх, справлялся с предохранителем и взводом затвора. За эти секунды успел запустить руки туда, где ни за что не будет заниматься обыском ни один уважающий себя правильный пацан. В расстёгнутую ширинку.

И, доставая оттуда продолговатый пузырёк со старой доброй смесью гидроперита и анальгина, успел подумать, что если бы пришлось слишком резко двигаться раньше, то внезапно поваливший у меня из штанов дым выглядел бы забавно.

Бурная реакция разорвала тепловатый пузырёк только тогда, когда он хлопнулся на стол перед Хайзенбергом. И прямо в широко распахнутые глаза ему тут же вывалились клубы едкого желтоватого дыма.

Очереди из опустевших автоматов нашей охраны смолкли.

— Ничего личного... — Успел я улыбнуться, прежде чем точно также залез в штаны к Чёрному Жоре. Ровно в том же месте у него была спрятана точно такая же химическая дымовуха. Чуть побольше моей, нужно заметить. Со сломанной кистью достать её достаточно быстро он бы не смог. И, к счастью, понял это без лишних слов и жестов с моей стороны.

Банка с порошком разорвалась под ногами у стрелков, пока они пытались поскорее воткнуть в автоматы новые магазины.

И следом за химическим снарядом из-за шкафа на них выпрыгнул их худший кошмар.

Я не успел во всех деталях рассмотреть, что именно сделал с Шорохом и компанией Кир. Но один из них точно получил открытую черепно-мозговую о стену. А остальным он, судя по парному бряканью, наотмашь врезал свободным концом своих кандалов.

Не успел я это всё увидеть, так как в следующую секунду после взрыва второй дымовухи уже попытался дотянуться сквозь решётку до шиворота своего ошарашенного противника. И у меня получилось... Бы...

Если бы левая нога вдруг не отказалась бы выполнять свою функцию. И не подогнулась бы, роняя меня на пол прямо под стальными прутьями, как только я попытался сделать ею второй прыжок.

Прокатившись по скользкому кафелю, я успел заметить длинный кровавый след, размазанный по полу следом за подогнувшейся ногой... Чёрт... Достали всё-таки...

Не важно... Плотно забинтованными ладонями хватаю несколько посыпавшихся со штативов колб, с треском давлю их и швыряю россыпь осколков сквозь решётку в оседающие клубы химического дыма — туда, где за ними угадывалось лицо Хайзенберга.