После долгого поцелуя, нежного и чувственного, Юрген оторвался от моих губ, но лица остались близко. Шепотом спросил:

— И вчера ты была такая… не потому, что прощалась, и все как в последний раз?

— Хочешь меня смутить? Уже не выйдет. Не потому, это все твои выдумки.

Снова поцелуй. И маленькое отражение в памяти — такой же миг откровения, его признание, — Юрген обнимал меня, несчастную и заплаканную, в своей квартире, нашептав ласковых слов. А я просила мысленно: «Скажи так еще раз. Скажи!». Знать — мало… с чувством в голосе, с искренностью и волнением в каждом звуке, — слышать!

— Люблю тебя, Юрка… «была такая», потому что себе окончательно призналась в этом, и безумно тебя хотела. Любимого, желанного, — тебя. Каждой клеточкой в теле, и всей душой люблю, слышишь?

— А чего это у соседа дверь открыта? Михась!

Мы не заметили, как из квартиры рядом вышел в общий коридор человек. Стояли вдалеке у окна, в обнимку, никуда уже не торопясь. А нужно бы. Посторонние люди могли помешать плану.

— Надо идти.

— Я с тобой. Если ты не за переменами в прошлом идешь, то одну не пущу. Вдвоем найдем этого Верска и ты выяснишь, все, что нужно. — Говорил по делу, а голос у Юргена все равно был пьяный. И взгляд такой же — захмелевший от счастья и поцелуев. — А что тебе от него нужно?

— Хочу знать больше. Уметь больше. Я не успела тебе рассказать, но сегодня на вызове случилось необычное — опоздала, упустила, но какой-то внутренней силой смогла откатить грань назад на минуту и вовремя выкрикнуть нужное слово. Это не спроста, Юрка. Я — могу. Но что именно, пока не знаю.

— Ну, какого черта он вышел? Я еще не надышался.

Со злостью и разочарованием бросил Юрген в сторону мужчины.

— И я не надышалась. Но нужно идти.

Улучив момент, как сосед по площадке ушел к свету, чтобы постучать к третьему соседу, мы протопали к двери и быстро зашли внутрь. Я плотно захлопнула ее и глянула на Юргена из-за плеча:

— Может и не сработать. Держи меня за руку крепко. В прошлые разы сразу почувствовалось, как это внутреннее пространство изолировалось и… отделилось что ли. Есть, улавливаешь?

— Нет.

— Давай еще подождем. Если этот успеет вызвать полицию на подозрительное, то Тамм нас выручит. Или повезет, и у нас получится!

— Ирис… Ирис!

Он держал за руку. Но ощущение ладони Юргена растворилось, вместе с его тревожным, а потом совсем далеким выкриком имени. Я осталась одна в прихожей, и за дверью, едва я ее открыла, увидела темное и огромное пространство. Испугалась, словно у бездны встала, пока не различила — это все же помещение. Очень обширное и пустое, — зала с центральной несущей колонной и бетонными круглыми потолком и полом. Я шагнула — как муравей в скелет велосипедного колеса. Дизайн помещения намекал на это схожестью выпуклых полос на потолке, расходящихся от центра, как спицы.

— Вереск!

Дверь захлопнулась. Глаза окончательно привыкли к темноте и я поняла, что не так уж и мало света здесь. За окнами вечер. Тусклый и синий, но еще не ночь. А окна — это по всей окружности стеклянная стена, и двери в них тоже стеклянные.

— Здесь есть кто-нибудь?!

А если выйти с «кораблика» — где окажешься? Что, к примеру, вот это за задание — где находится или находилось когда-то? Шагнешь за пределы — и будет ли шанс выбраться?

— Нашла время объявиться, ночь почти.

— Здравствуйте, Юль. В этот раз я нарочно, искала вас.

— Вопросы? — Немного меланхолично спросил мужчина и отошел от одной из стеклянных створок. — Задавай.

— Вы хотите отсюда выбраться? Я могу вам в этом помочь? Если да, то что нужно для этого сделать?

— Не то… не то ты спрашиваешь. Насмотрелась, наелась, немного уяснила. А спрашиваешь не то, что должна. А я даже не знаю, умно это или глупо. Ирис Шелест, ты отыскала своих пропавших?

— Да. Они никуда не исчезли, как вы и говорили.

Он поднял палец, улыбнулся и после опустил обе руки, создав пантомиму «гора с плеч», даже встряхнул ладонями, словно на самом деле нес что-то тяжелое и только сейчас отпустил.

— «Юль Вереск, вы можете изменить мою жизнь?» — вот как должен был звучать первый твой вопрос. «Юль Вереск, вы можете изменить жизнь моего друга?». И третье: «Юль Вереск, вы можете спасти?..». У тебя есть, кого спасать, девочка?

— Я знаю, что это невозможно.

— Откуда?

Выражение лица не рассмотреть — все, что могла видеть в скудном свете, это движение фигуры, читать реакции на слух, по голосу, и по различным моментам — шевелению плеч, повороту головы, или по тем-же рукам. Сейчас Юль Вереск с удивлением приподнял голову и смотрел в мою сторону. Шагов десять между нами он сократил вдвое, быстро подойдя ближе:

— Откуда знаешь?

— Знаю. Смерть не обратить, если она случилась.

— Новое поколение нас превзойдет. Вы талантливей и сильнее, вам все так легко дается… — Вздохнул. — Желание вернуть мою любимую женщину, толкнуло меня в самый старый ход Сольцбура, я горел одним — исправить все в прошлом. У меня через много лет получилось, но не со своей жизнью и не с ее жизнью, а с чужими. С теми, кто сделал свое неверный выбор на грани, потому что ни один пограничник не пришел. А ты, почему-то, сразу поняла, что есть необратимые вещи…

Мысль промелькнула и зацепила главное:

— Новое поколение? Я и…

— Вы — дети еще. И это самое горькое для меня, самое обидное. Я жизнь положил на то, чтобы научиться ходить на вызовы прошлого, которые по стечению обстоятельств были упущены. А ты, играючи, врываешься сюда, подкручиваешь вслепую шестеренки, двигаешь время как оно тебе нужно. Недавно получилось всего на минуту, верно? Я ощутил этот маленький сдвиг, это яростное желание «успеть вовремя». А знаешь, сколько попыток было у меня? Сколько душевных и физических сил отнимала каждая из них?

— Я хочу вам помочь.

— Спасибо за намерение, девочка. Но я тебе еще в прошлый раз говорил — мне рано уходить отсюда.

— Как вы здесь выживаете?

— Я здесь не живу. Я запрыгиваю на «кораблик», когда иду на вызов, или когда чувствую твое появление. Моя наследница, моя ученица, моя маленькая городская фея Ирис Шелест. А ты заметила, что я снова научился разговаривать? С третьего раза объясняюсь лучше, правда?

— Правда.

А удивление на то, что она назвал меня «наследница» не возникло. Этого быть не может, это иные люди с иными способностями, чем у пограничников. И одновременно с этим поняла, что подспудно догадывалась. Не открытие. А подтверждение смутным догадкам, о которых не задумывалась всерьез, чтобы примерить на себя такой «титул».