— И зачем тебя позвала? Ни дельного совета не дашь, ни глазами хорошее не выцепишь. С тобой даже стыдно на улице рядом идти, все, что красивое — только мои подарки.

— Какая ты сегодня милая и добрая, Катарина.

— Пойдем сапожки тебе поищем?

Я отрицательно мотнула головой:

— Сапожки мне сегодня Юрген купить обещал, вечером в какой-то спец магазин поедем.

— Тогда пальто?

— Покупать, не уверена, а посмотреть можно.

Девушка с удовольствием перебирала вешалки и наряжала в разные модели. Даже стало казаться, что она играет со мной, как с куклой, подбирая наряды, и все время болтая о том, что стройнит, что полнит, где какая линия, какой цвет идет к волосам, а какой к глазам. Ее высказывания о моем вкусе могли показаться грубыми, но я чувствовала — подкалывает не зло, а стараясь быть максимально полезной. И делает это неумело и грубо — кто еще научит такую серую мышь быть красивой?

— Ты поправилась. Твой старый половик, который ты таскаешь и называешь верхней одеждой, тугой на пуговицах. Без свитера было бы нормально, но в ноябре околеешь. Так, только без обид!

— На что?

— Я не сказала, что ты толстая, я сказала, что ты поправилась. Но это хорошо, а то совсем кости… — стушевалась, стала резко одергивать воротник возвращая пальто на вешалку. — Я тоже, помню, килограмм десять потеряла, пока в больничке валялась. Есть ничего не могла. Потом потихоньку-потихоньку…

— А как ты вообще — потом, Катарина?

— Помнишь, Юрген про Пилигрим ляпнул? Это психушка. Не, ну, не так чтобы на все сто — реабилитационный центр. Я там восстанавливалась и пряталась, пока следствие шло, и пока всех из банды не задержали и не привлекли.

— Роберт устроил?

Она кивнула.

— А через год меня староста нашел, и объяснил, что во мне способности пограничника просыпаются. А я думала и нервничала, с чего зажившая рана так странно тянуть начала? Мля… ты ведь все равно ничего не купишь? Чего я тут бьюсь? Пошли кофе попьем!

Ничего, смогла высидеть и в кофейне. На четвертом этаже этого же здания — небольшая огороженная зона со столиками и разделительными секциями. Можно было устроиться, как в ячейке, без лишних зрителей и ушей, поговорить, посмотреть в окно на город. Не шумно. Не празднично. Мелодия на фоне приятная и успокаивающая. В этот раз я заказала себе напиток, внимательно просмотрев меню, а в нагрузку — пирожные.

Время легко ушло. Хотелось смеяться на возмущения Катарины о несправедливости мироустройства, которые она начала вдруг выдавать после чашки горячего шоколада. Когда вышли на улицу, с планами погулять по городу просто так, я с удивлением увидела — девушка сунула руку в кармашек, но достала оттуда не привычный испаритель, а маленький мандарин.

— Будешь?

— Нет, спасибо. А где твой «пш-ш-ш»?

— Дома забыла. В какую сторону двинемся?

Прогуляли мы всего минут двадцать. Катарина словила вызов, и пока мы обе бежали до хода, договорились, что на сегодня хватит — встретимся на неделе, на дневном дежурстве. Я проводила ее, увидела ловкий прыжок в дверь пустого киоска и обрадовалась, — как же хорошо, что существует в этом мире такое волшебство, как пограничная служба, и люди будут становиться счастливее. Совершать свои маленькие ошибки, избегнув какой-то большой, на грани которой стояли секунду назад.

«Уехал к родителям, там небольшая помощь нужна. Юрген».

Я еще не села в вагон, чтобы ехать домой, поэтому отошла в сторону от дороги, где потише, и перезвонила ему:

— Я знаю, что ты Юрген, Юрген.

Он засмеялся:

— Забываюсь, привычка. Не стал звонить, боялся отвлечь.

— Я уже не с Катриной, наболтались, находились.

— Может, со мной? Я в пути, перехвачу тебя где-нибудь и к родителям?

— Нет, не сегодня. Я лучше дома подожду, или встретимся у магазина, как освободишься.

— Хорошо.

— Юрка… я хотела услышать твой голос.

Довольное растянутое «м-м-м», и поняла по тону, что он улыбается:

— Взаимно, счастье мое.

В какой момент я стала воспринимать квартирую Юргена как и свой дом? Не помнила. Не было яркого перехода, после которого это осознание пришло. А вещи? Вторая подушка, зимнее одеяло, синее домашнее платье из которого я вылезала только по необходимости стирки. Единственный «мой» предмет — маленький красный чайник превратился в декоративное украшение кухни, напоминая о старом доме, где все осталось ненужным. Ничего не захотелось перевезти сюда. Юрген готов был менять свою берлогу под мои вкусы и нужды, пригласив жить к себе, но это и не потребовалось.

Я перешагнула порог, осторожно сняла обувь, чтобы только молнию заново не заело, скинула верхнюю одежду и прошла в середину комнаты. Легкое дежавю первых дней здесь. А теперь — дом. Еще удивительно, что при всех моих переживаниях и сомнениях, ни разу не возникало чувства вины за оголтелое нахлебничество. Тут все — Юргена, покупал все тоже он, мои редкие траты на еду и личный проезд, не в счет. Он отдал мне номер счета в свободное распоряжение и ни разу даже не заикнулся о том, что мне пора бы искать работу.

Горько усмехнувшись, я вспомнила про Петера, для которого так важен был равный финансовый вклад, и который эту вину за «женскую выгоду в отношениях» заставлял чувствовать все последние месяцы. Даже когда ходила глубоко в положении и работать не могла. А Юрген? Он и не задумывается об этом. И только поэтому я ни разу не почувствовала себя кем-то вроде содержанки.

Умылась, переоделась. Зашла в сеть на анимофоне, чтобы найти новую книгу и почитать в электронке. Все бумажное я «проглотила» в свободные часы — легко и с интересом, все больше понимая и проникаясь — за что Юргену так нравился этот автор. Над финалом одной истории я плакала, сопереживая персонажам, и было абсолютно не важно, что все это — выдумка. Кроме того, эти книги разбудили во мне память к моим любимым произведениям. Я стала вспоминать, как много читала раньше, еще до дедушкиной смерти, и как после этого рубежа не могла перечитывать веселые истории сборника «Как иронично», но полюбила исторические романы о приключениях.

За чаем и чтением прошел не один час. Заметно стемнело, я поглядывала на уголок экрана, где располагался крошечный циферблат, все чаще и чаще. Юрген не присылал сообщений и не звонил. Перевалило за семь вечера, и стало понятно, что обувной на сегодня точно отменится — магазин закроется быстрее, чем мы успеем доехать, даже если выйти прямо сейчас. Стала беспокоиться, но не настолько чтобы решиться набрать мать Юргена или его самого, с вопросом: «Я волнуюсь, чего так долго?».

Занялась ужином. Начистила овощей, порезала мясо, замочила рис, чтобы в нужный момент не тратить на подготовку время, а быстро метнуть на плиту и через полчаса подать все горячим и свежим.