Она приехала в больницу, где Артур Кэтнип лежал в четырехместной палате примерно в том состоянии, в каком она его себе и представляла. Несмотря на свою невероятную интуицию, он совершенно не догадывался, что сердечный приступ, куда более сильный, чем первый, настигнет его вскоре после того, как он поцелует Валери Дженнингс на чисто выметенных ступеньках гостиницы «Сплендид» — позже он списывал свой промах на то, что был одурманен любовью.

Как только он увидел ее темно-синее пальто, запотевшие очки и черные туфли без каблука, все его мониторы немедленно запищали. Когда сестры наконец-то успокоили пациента, Валери Дженнингс, сидевшую в коридоре, пригласили в палату и позволили подойти к страдальцу. Она села к нему на постель, взяла в свои ладони его холодные руки и сказала, что, когда его выпишут, и он будет выздоравливать, и сидеть у нее в кресле с подставкой для ног, она даст ему почитать романы мисс Э. Клаттербак, и тогда он обязательно пойдет на поправку. Она сказала, что будет ему помогать, будет водить на прогулки в ближайший парк, несмотря на гусей, а если он упадет в пруд, она вытащит его сама, хотя у него на голове почти не осталось волос. И еще она сказала, что, когда он совсем поправится, они вместе поедут в круиз на премию, которую ей выдал благодарный владелец сейфа, найденного на Центральной линии пять лет назад, и он сможет показать ей остров, где ждал спасения, когда выпал за борт, перебрав сидра.

К тому времени, когда она договорила, руки Артура Кэтнипа снова потеплели. Она уже выходила из палаты, а он наконец открыл глаза и повернул голову.

— У тебя красивые туфли, — сказал он.

Геба Джонс открыла ящик, в котором лежало сто пятьдесят семь пар вставных челюстей, и бросила туда еще одну, снабдив аккуратным ярлычком. Вернувшись за свой стол, она снова посмотрела на букет, присланный Реджинальдом Перкинсом, и подумала о его жене, которая покоится в тепле и уюте среди нарциссов. Она укладывала в почтовый пакет пару крошечных китайских туфель, когда услышала звон швейцарского коровьего колокольчика. Завернув за угол, она увидела Сэмюеля Крэппера, который стоял перед настоящим викторианским прилавком, и концы его волос цвета охры победно топорщились.

— Ваш портфель принесли еще вчера. Извините, надо было сразу вам позвонить, — сказала она.

— Правда? — удивился он. — А я и не знал, что его потерял. На самом деле я пришел, потому что сам нашел кое-что. — И с этими словами он поднял большой пакет «Хэмлис» и положил на прилавок. — Он ехал рядом со мной по линии Бейкерлоо и так и остался лежать, когда все уже вышли. Я забыл принести его сразу, так что он несколько дней провалялся у меня дома. И я понятия не имею, что это за штуковина в нем.

Геба Джонс вытащила предмет из пакета и посмотрела на него. Наконец она обрела дар речи.

— Это ящичек с образцами дождя, — сказала она.

Бальтазар Джонс стоял на мосту над кладбищем воронов, где в маленькой свежевырытой могилке покоились останки этрусской землеройки. Наблюдая за тем, как в крепостном рву рабочие разбирают вольеры, он снова поразился тому, до чего пустой стала без зверей крепость. Отвернувшись, он прошел по Водному переулку, миновал Кровавую башню с кустом алых плетистых роз, которые, как говорят, были белыми и стали алыми после убийства двух малолетних принцев. Не оглядываясь по сторонам и больше не думая, видит ли его кто-нибудь или нет, он отпер дверь башни Девелин и принялся выметать солому, которая еще недавно согревала пузо бородатой свиньи. Орудуя метлой в углу рядом с большим каменным камином, он нашел заплесневелый грейпфрут Гебы Джонс.

Бальтазар Джонс прошел через крепость под бескрайним пепельным небом и в последний раз поднялся по винтовой лестнице в Кирпичную башню. Рабочие уже убрали сетки, которыми был огорожен птичник, убрали деревья в горшках и искусственные насесты. О недавних обитателях башни напоминала лишь шелуха от семечек на полу, засохший помет и белые перья, выдранные странствующим альбатросом. Бальтазар Джонс начал подметать пол и вспомнил разговор, какой они с преподобным Септимусом Дрю вели среди птиц, и пришедшее затем решение попытаться вернуть жену. Но хотя он и оставил в метро ящичек с образцами дождя, Геба Джонс не вернулась, никак не дала о себе знать, и клинок, засевший у него в сердце, повернулся еще раз.

Завязывая черный мусорный мешок, он уже хотел уйти, но что-то на подоконнике привлекло его внимание. Он подошел и узнал перо райской птицы саксонского короля, одно из знаменитых бровных перьев, которые в два раза длиннее самой птицы — зрелище настолько экстраординарное, что орнитологи прежних веков считали чучела этих птиц подделкой таксидермистов. Он поднял прекрасное синее перо и рассмотрел на свету. Медленно протянув его между пальцами, он свернул перо в кольцо и убрал в карман.

Когда он шел обратно в Соляную башню, его остановил американский турист и спросил, не он ли Хранитель королевского зверинца.

— Это я, — ответил Бальтазар Джонс.

— Какая жалость, что зверей королевы вернули обратно в Лондонский зоопарк, — сказал посетитель, поправляя бейсболку. — Все говорят, что на мармозеток Жоффруа стоило посмотреть.

Бальтазар Джонс поставил мешок на землю.

— Может быть, это и к лучшему, — заметил он и рассказал туристу, что странствующий альбатрос, который находит себе пару один раз на всю жизнь, вырвал себе почти все перья, тоскуя о подруге, оставшейся в зоопарке.

— Мне кажется, дом там, где сердце, — сказал с улыбкой американский турист. Но бифитер ему не ответил.

Подняв мешок, он пересек лужайку перед Белой башней и посмотрел на следы, оставшиеся от вольера, где жили кольцехвостые кускусы и сахарная летяга. Он услышал крик и, оглянувшись, увидел смотрителя воронов, который стоял перед клетками гнусных птиц и траурным голосом созывал своих подопечных, чтобы попрощаться. В итоге вовсе не главный страж попросил его покинуть Тауэр. Тот отказывался считать слова висячего попугайчика доказательством недостойного поведения смотрителя и пригрозил увольнять каждого, кто захочет повторить исторический вопль там, где его смогут услышать туристы. На самом деле это жена смотрителя воронов заявила, что теперь их жизнь в Тауэре кончилась. Она-то сразу поверила изумрудной птичке. Она много лет подозревала мужа в неверности, однако ничего не предпринимала, рассудив, что чем больше неловких телодвижений он растратит на других, тем меньше придется терпеть ей самой. Однако публичное разоблачение из уст попугая оказалось чересчур сильным унижением. Дождавшись, когда дочь выйдет из кухни, она отвернулась от раковины и сообщила, что ему придется выбирать между ней и Тауэром. Смотритель выбрал жену, потому что знал, что без нее он ничто. Оставив мужа укладывать пожитки, она воспользовалась передышкой и отправилась по магазинам, где в итоге нашла свое смертельное оружие, за которым охотилась по всем букинистическим магазинам. Глядя, как продавец заворачивает для нее первое издание 1882 года Ф. Энсти «Шиворот-навыворот, или Урок для отцов», она очень надеялась, что ее мужу книга покажется такой же смешной, как и романисту Викторианской эпохи Энтони Троллопу. Поскольку, читая книгу, писатель так хохотал, что его хватил удар и через месяц он умер.