Сначала все решили, что Толя попросту спятил.

А страсть к бегу тем временем разгоралась. Толя всерьез участвовал во всех соревнованиях для начинающих. И ведь уже была не юность. И алименты платил по двум каналам. И в своей семье тоже — болели. И вот инфаркт, и только тут плечи Толи обвисли, глаза посуровели, веселье пропало, и плюс та самая небольшая гипертонишка. Весь ассортимент. Груз был найден: Толя Тульцев стал счастлив. Наконец-то. Он так и говорил:

— Тяжело, хоть в петлю. Жизнь жуткая. Я уже не помню, когда я смеялся. Нет больше Толи Тульцева… — И добавил: — Но, ты знаешь, кажется, я наконец-то утолил жажду.

Вот так все и шло. Своим чередом.

* * *

Была такая девочка. Валя Чекина. Жила в провинциальном городке, жила без отца, неплохо училась. Провинциалочка. Поступила в институт в Москве. И даже закончила его. Вышла замуж за своего однокурсника Гребенникова. Увлеклась — и вышла замуж за другого. А затем опять вернулась к Гребенникову. И они опять неважно жили.

Была она и нелживая, и неискренняя. Была вне этих слов, сама по себе. И это ерунда, что я так подтасовал факты, чтобы в конце ее как бы наказать за ее переменчивость. Этого нет. Я бы и рассказывать не стал такого… Я считаю, что она счастлива. И всегда была счастлива. Я на этом стою. В этом есть не очень-то выразимая, но очень важная мысль.

Все, кого я ни встречал из «наших», говорили, что Гребенниковы живут плохо. Валю поругивали, но еще больше осуждали самого Гребенникова: «Тряпка, а не мужчина. Слюнтяй. И чего он с ней мучается?.. Оторвал бы разом — и кончено…» Такие вот разговоры.

Я слышал, что живут они по-прежнему в Подмосковье, и что «все у них плохо», и что Валя все еще не может окончить аспирантуру. И оказалось, что так оно и есть. Однажды Гребенников приехал ко мне ночью, и я узнал, как говорится, из первых рук.

* * *

Был уже час ночи. Он позвонил в дверь, а я, и жена, и наша дочка спали. Я открыл ему:

— Входи. — И я добавил: — Только тс-с… спят.

Квартира состояла из комнаты и кухни — мы прошли на кухню. Мы сели, закурили, и Гребенников очень спокойным и простым голосом стал рассказывать, что Валя опять его обманывает.

— Она была в Киеве. Там что-то вроде съезда по вычислительным машинам — всю молодежь пригласили…

Для постороннего человека голос Гребенникова показался бы совсем уж ровным и как бы будничным:

— Съезд еще продолжается, а Валя оттуда незаметно уехала. Удрала. Ее там уже нет.

— Ну и что?

— Да ведь и дома ее нет, — все так же буднично проговорил он.

— Где же она?

Он невесело усмехнулся. И молчал.

Я встряхнул головой:

— Ты извини. Я сонный… Рассказывай, рассказывай!

— Да что ж рассказывать. Часть людей вернулась из Киева пораньше. Встретил я на работе Витьку Флягина, встретил вашего Тиховарова…

— Тиховарова? — переспросил я.

— Да… Как, говорю, съезд? То да се. А как, говорю, моя Валя?.. «А она же вернулась. В одном вагоне ехали», — сообщил мне Тиховаров.

— Ну?

— Ну и все. Сказал я Тиховарову: «Пока», — и быстренько домой. Ждал, ждал — ее нет.

— Может быть, задержалась где-то. Например, в магазин пошла…

— Это было два дня назад.

Я молчал. Затем, как бы размышляя, сказал:

— Значит, она где-то здесь? В Москве?

— Да.

— Задача… — сказал я.

Он улыбнулся этакой характерной своей улыбкой — тихой и будто бы даже покорной:

— Только не делай вид, будто ты не догадываешься…

— Я догадываюсь. Ну, разумеется… Я конечно же — и как тут не догадаться, — заспешил, заторопился я.

— Все просто. Она здесь. Она в Москве. Она с кем-то. — И он улыбнулся с той же своей естественностью и простотой: — И я хочу ее найти.

Я все это понимал — да оно и немудрено было, зная Валю! — но вот что мне было неясно:

— А почему ты ко мне пришел?.. Я же ничего не знаю.

— Ну так. Все-таки беда у меня случилась… Совет дашь. Друг все-таки.

Я не мог дать никакого совета. И другом его я не был. Тут было вот что: я и его Валя были земляки, были родом из одного маленького провинциального городка. Вот и все.

— Д-да… Друг — это конечно, это разумеется, — сказал я сочувственно, — но что же я могу посоветовать?!

* * *

Я вытащил остатки ужина, налил чаю.

— Давай-ка горяченького…

Из комнаты выглянула жена. На плечи она накинула одеяло — вот так, верхней половиной, и выглянула:

— Что-нибудь случилось?

— Нет-нет, — сказал я поспешно. — Ничего. Спи.

Она сонно щурилась на свет:

— Правда?.. Может, что случилось?

Гребенников улыбнулся ей:

— Нет.

И я сказал:

— Павел зашел к нам переночевать. Вот и все.

— Ты найдешь, что ему постелить? — спросила она.

— Найду.

— Одеяло в шкафчике.

И она ушла.

— Замечательный чай… — Гребенников медленно вертел в руках стакан. — …Замечательный чай. Мне ведь и правда надо бы у тебя переночевать.

— Я так и понял.

— Нет. Не только сегодня. А вообще. Пока я буду ее искать…

— Хорошо, Павел.

И я тоже стал отхлебывать понемногу чай. Теперь я понял: Гребенниковы жили в Подмосковье, и он не хотел терять время на ежедневные поездки туда-обратно.

— Я буду искать ее. Понимаешь — я не хочу время терять.

— Я понял.

— А твои домашние не будут против?.. То есть против…

— Ночлегов?

— Да.

— Нет, не будут. Ну а будут — тоже ничего. Потерпят.

— Стеснять мне бы вас не хотелось. Но мне очень надо ее найти.

Я ничего не стал расспрашивать больше — я постелил ему и пошел спать. Жена спросила сквозь сон:

— Что у него?

— Да ничего. Опять с женой не ладит.

— Вот бедняга… Это та самая Валя?

— Да.

— Вот это любовь, вот это муж!

…И где-то среди еле слышного ночного шепота она уснула.

* * *

Мне не спалось — и вот я босо зашлепал на кухню.

— Покурим? — Я как-то был уверен, что он не спит.

Он не спал.