ему придет трындец. Выходит, что я раньше за его природную ауру, какая есть у всякого человека, принимал то, что было на самом деле защитным заклинанием?

— Да, меня сейчас можно даже слабенькой "воздушной волной" прикончить. Я все-таки немолод, — словно разгадав, о чем я думаю, сказал Кардагол.

— Юсар, приступай! — распорядилась Саффа.

Я отвел взгляд. Не потому что меня удручал вид Повелителя времени, пребывающего в таком беспомощном состоянии, а потому, что он Саффу за руку держал, и она была явно не против. Не нравится мне это. Как не нравится и ее уверенное заявление о том, что он ей доверяет. Откуда она знает об этом? И вообще, о чем они успели договориться до его ранения? Они ведь много времени проводили вместе, после того как я (дурак несчастный!) порвал с Саффой. Надо бы улучить момент и как следует расспросить этого котика о том, какие у него на Саффу планы. Почему он к ней привязался? Явно не от большой любви!

— Готово. Саффа, повязки больше не нужны. Кардагол, ауру я Вам тоже подлатал, насколько это возможно в Вашем возрасте, — строго изрек Юсар, — советую еще несколько дней оставаться в постели, если не хотите осложнений.

— Слушаюсь, господин доктор, — насмешливо изрек Кардагол, довольно-таки быстро обложил себя этой своей универсальной защитой и вкрадчиво поинтересовался:

— Лин, а ты не хочешь отца проведать?

Я бы с большим удовольствием остался здесь и присмотрел за этим хитромудрым котиком, который то ли пытается у меня невесту увести, то ли просто хочет довести меня до белого каления. Но он прав — нужно проверить, как там отец, который, как собственно и Кир, должен бы придти в себя, раз Кардагол уже в сознании.

Глава 21

Настроение у меня сейчас какое-то плаксивое. И романтичное. Вот хочется пострадать немного, и чтобы меня пожалели. А кто меня может пожалеть? Мама? Она еще больше расстроится, если я при ней рыдать начну. Лин? Так он или ехидничать начнет или растеряется. Саффа? Да ей и самой с этим сумасбродным княжичем нелегко. Вот и становись после этого королевой. Даже жилетки подходящей не найдешь. Был бы Кир рядом. Он бы меня обнял, успокоил… Пойду-ка я сама к нему схожу. Подумаешь, мы не помирились! Он ведь без сознания сейчас! Поэтому на роль этого самого предназначенного для рыданий элемента одежды как раз сойдет.

Киваю охранникам у двери. Вхожу. Лежит красавец мой, как и раньше, на том, что дусиными стараниями осталось от супружеского ложа князей. Ищу взглядом стульчик какой-нибудь. Чтобы низенький был и удобненький. А вот и нет здесь такого. Надо будет отдать распоряжения, чтобы принесли. А то неудобно как-то. Королева Зулкибара и на полу. Хорошо хоть кровать низкая. Зубами о бортик щелкать не приходится.

Усаживаюсь. Смотрю на него. Ну, вот даже в коме он мне нравится. У него лицо такое… Родное, что ли. Вот если постараться судить объективно (если предположить, что в этой ситуации я так могу), Кирдык не красавец. Но. Но… Жаль, что я не вижу его глаз. У него такой взгляд. Сразу понятно, о чем он думает. А когда Кир смотрит на меня, понятно, что он думает, как бы мы с ним… Нет, это неприлично. А какие у него мягкие губы. Когда они… Что-то я заговариваюсь.

Медленно провожу тыльной стороной ладони по его щеке. Щетина выросла, щекотится. Пальцами глажу по губам. Нежно, медленно. Хорошо, что он это не чувствует, и меня никто не видит. Могу сидеть вот так вот на полу. А еще по волосам его могу рукою провести. Такие гладкие, густые. Так бы и гладила часами напролет. Ох, Кир! Ну почему ты оказался таким гадом? И почему меня к тебе, противному такому, тянет и тянет. Вот был бы ты здоров, воевал бы в свое удовольствие, я бы и не переживала, занималась своими делами. Почему твой папаша позволил, чтобы его ранили? Почему у тебя с ним такая связь?!

С удивлением замечаю, что рука моя сползла уже с лица полковника и медленно движется по его груди, спихнув предварительно с нее одеяло. Наблюдаю за рукой. Какая она у меня самостоятельная! Хм, куда это она двинулась? Ей делать больше нечего? Эй, рука! Ты куда?

Ой, а я тут не причем.

— Ханна, — слышу я чей-то шепот, и не сразу понимаю, чей.

Тем не менее, моя самостоятельная ладонь дергается и тут же примерно укладывается на колене. Будто и не лазила она где ни попадя.

Ресницы Кира поднимаются.

— Не останавливайся, — шепчет он, — мне приятно.

А я что? Это не я! Она сама! Вот! Что делать?

— Я… — шепчу, — я ничего…

— Ханна, я так скучал, — отвечает Кир, а у меня тут же слезы наползают на глаза и собираются, заразы, скатиться. А вот не позволю! Ни одной!

— Я пойду, — отвечаю, стараясь, чтобы голос не дрожал.

— Не надо, пожалуйста, — просит Кир.

Ну, как я могу отказать больному человеку?

А он смотрит на меня своими серыми прозрачными глазами и улыбается. Улыбка слабая, но искренняя. С ужасом сознаю, что моя ладонь опять, забыв спросить свою хозяйку, двинулась в сторону руки полковника. Наблюдаю за ней, самостоятельной такой, и вижу, как мои собственные пальцы переплетаются с пальцами Кира и замирают, умиротворенные. Да, кажется, у моего тела появилось собственное мнение в отношении этого мужчины, и с разумом оно советоваться больше не желает. И вот сейчас тело это требует, просто настаивает на том, чтобы ему позволили лечь рядом с этим обессиленным героем, прижаться к нему, ощутить его тепло, а не то оно сделает что-нибудь такое, о чем разум будет сожалеть всю его оставшуюся недолгую жизнь. И что мне остается? Только подчиниться. В конце концов, Кир такой теплый, а мне так нужно отдохнуть.

Только я думаю, как бы лечь так, чтобы его не побеспокоить, и тут взгляд натыкается ну совершенно нечаянно на чужой взор. Терин! Смотрит на меня! Даже не улыбается при этом. Просто глядит молча.

Так, укладывание отменяется.

— Терин! — говорю, — Вы тоже очнулись!

— Удивительно, правда? — ухмыляется князь, — но ты не отвлекайся.

— Сарказм Вам не к лицу! — сурово заявляю я.

И тут мне в голову приходит совершенно тупая и элементарная такая мысль. Если эти два вояки пришли в себя, значит, Кардаголу лучше.

— Где Дуся? — тут же интересуется Терин.

И как бы это ответить ему на этот вопрос, чтобы у князя нечаянно сердечный приступ не случился?

— В лагере, — говорю, —