севернее нас, между островами, явно направляясь в открытое море. Наконец нам стало уже казаться, что так мы можем подойти к проходу и вовсе не обнаруженными.

Между тем предутренняя дымка быстро редела. Живописные берега островов слева от нас, сложенные из старых, выветренных скальных пород, покрытых густой растительностью, были безлюдны и чисто внешне необитаемы. Они резко контрастировали с проплывающим справа возвышенным побережьем Кюсю, где террасы, рисовые чеки и иные проявления сельскохозяйственной деятельности были различимы без помощи бинокля. Удивительное дело: мы пришли сюда воевать, а по отрывочным фразам моряков, долетавшим до меня, я понял, что не я один, оказывается, любуюсь особой, утонченной красотой окружающей нас земли…

Идиллическое миросозерцание резко оборвалось с первыми хорошо слышными выстрелами крупнокалиберных орудий где-то впереди по курсу. Итак, началось. Судя по всему, это японские береговые батареи открыли огонь по нашим брандерам. Больше времени терять нельзя. И действительно, не успел я отдать команду на увеличение скорости движения флотилии до двадцати четырех узлов, как с возвышенности, открывшейся справа по курсу, в нашу сторону замигал ратьер. Приказав боцману Елизарову отстучать в его сторону все, что придет на ум, скомандовал поднять на нашей однодеревке флаги «24» и «Т», означающие начало атаки. Наши три отряда начали быстро расходиться в стороны, приближаясь к последней узкости перед броском к горлу Сасебского залива.

В редеющей дымке впереди бинокль уже позволяет различить его, как и дым, и яркие сполохи вспышек выстрелов бьющих с возвышенностей орудий. Да! Огонь ведется по нашим отважным пароходам. Поведя биноклем влево, вижу их. Оба прорывателя идут полным ходом в проход! На втором замечаю взрыв. Плохо, уже попадание, а до бона им еще не меньше полутора миль. Но на батареях тоже огонь и дымные фонтаны взрывов… Все ясно. Это маневрирующий мористее «Рион» миль с четырех обстреливает их фугасами и шрапнелью. Видимо, наши брандеры рано обнаружили, и командир крейсера рискнул поддержать их огнем, а кроме того, отвлечь часть усилий японских артиллеристов на себя.

«Каэлки», увеличивая ход, заметно приподнялись из воды, разводя за собой приличную волну. Моторы, переведенные на высокие обороты, надсадно гудят, ревут, но таиться дальше нам по большому счету уже совершенно бессмысленно. Переговариваться теперь можно только крича друг другу в ухо или используя рупор. Через несколько минут последний остров группы Митикошима ушел за корму слева. Отряд из девяти катеров Гаршина принял еще пару румбов к весту от курса моего отряда, прибавив скорости. Их очередь последняя, поэтому его катерам предстоит выписать перед подходом к бону изрядную петлю…

В то же время, набрав почти полный ход, быстро уходят вперед катера Вырубова. Ему первому предстоит форсировать разрушенный бон, а в случае если заграждение уцелеет после удара брандеров или, не дай бог, случится так, что они до него не дойдут, то предварительно подорвать его с помощью шестовых мин, которых на катерах третьего звена его отряда по две штуки. Взяты они вместо кормовых «максимов», их расчетов и патронов. Удар такой миной требует подхода катера к бону на малом ходу. Стоит ли лишний раз говорить, какой это риск? Но бон должен быть разрушен! В противном случае мы не прорвемся в залив, а это провал всей операции.

Вижу, как снаряды начинают с грохотом падать вокруг головных катеров Вырубова. Разброс, как и следовало ожидать, огромный. Пристреливаться японским береговым артиллеристам по нам почти невозможно. И мешает им не только плохая видимость из-за того, что рассвет не вступил еще в свои права. Просто при тех скоростях, с которыми мы движемся, только бить по квадратам с расчетом на авось и своих богов. Только вряд ли они им сегодня помогут…

Но лишь успел я подумать об этом, как метрах в десяти впереди нас, почти прямо по курсу «Ноль седьмого», с грохотом взлетел ввысь столб воды высотой метров в десять-двенадцать! Осколки прожужжали мимо нас, зато ледяной душ достался мне и моим товарищам знатный. Снаряд был калибра дюймов шесть. Одного такого попадания нам было бы вполне достаточно… Да, гордыня – смертный грех! Прости, Господи, раба Твоего…

Брандеры-прорыватели упрямо тянут к проходу. Мы приблизились достаточно, чтобы без бинокля видеть в подробностях разворачивающуюся перед нами драму. На первом пароходе заметен валящий с кормы и из-под надстройки дым. Мачта повалена на левый борт, но, судя по всему, ни скорости у корабля, ни решимости у его экипажа повреждения не убавили. Бон уже виден, брандеру до него осталось не больше пяти кабельтовых. С носа парохода бьют полуторадюймовые «максимы». Стреляют по маленькому каботажнику за боном. Судя по всему, это и есть брандвахта. Впечатление такое, что Тихменев правит прямо на него.

И я, и Вырубов делаем петлю в сторону моря: путь еще не открыт, а скорость нам под обстрелом лучше не снижать. Вижу, как яростно ведет обстрел батарей «Рион». Вокруг него также падают ответные снаряды, но попаданий пока нет. Зато второй брандер… Да, увы, дело его совсем плохо. Пароход горит в средней части, имеет солидный крен и дифферент на левую, скорость его упала узлов до шести. Однако он, с трудом удерживаясь на курсе, продолжает настырно ползти в сторону пролива. Дым пожара сносит на нос. Замечаю, как из блиндированной рубки выходит на крыло мостика командир брандера. Вот он неторопливо осматривает в бинокль поле боя. Снаряды один за другим ложатся в непосредственной близости от борта парохода. Вот еще удар в корму. Полетели обломки… Командир, мельком оглянувшись, закуривает… Какое самообладание! Но дать Саблину отменительный я не могу: бон пока цел.

Пока я смотрел за тем, что происходит со вторым брандером, в первый угодила еще пара снарядов. Когда дым снесло, стало ясно, что потеря трубы и котельных вентиляторов его уже не остановит: он уже возле самого бона!.. Есть! Вижу в бинокль, как колыхнулась вода и полетели вверх щепки… Три белых ракеты! Тихменев пробил его! Вижу, как на корме парохода моряки работают с кошками – бон нужно еще постараться развести. Но это уже дело техники. Приказываю выпустить черные ракеты.

Вырубов резко разворачивается, и его «Двадцать второй», приподнявшись на гребне белопенной волны, устремляется в пролив по кильватерному следу брандера. За ним, почти носом в корму, Дмитриев ведет все семь его остальных «каэлок». Началось!

Все. Наш черед пришел…

– Скорость тридцать! Самый полный! Следовать за мной!

Теперь вперед. Только вперед…

Пролетаем дыру в боне. Справа от нас парит прилегший на воду правым бортом пароходик. Брандвахта. С него в шлюпки спускаются японские моряки. Грозят нам