Инкаллимы остановились, как только противник был сломлен. Их гнев был холодным и расчетливым. Кейнин закричал, собирая около себя всех воинов, которые могли его услышать. Он, как и Шрева с ее воронами, знал, что битва еще не выиграна. Фланг, может быть, и спасен, но вся линия напоминала водовороты во время прилива. Вражеские стрелки, не особенно заботясь о цели, все еще поливали стрелами поле сражения. А центр Горин-Гира опять выгнулся, сплотился и готов был вступить в дело. Это вам не тарбены, которые уже откатились назад.

Щит Кейнина, точнее сказать, то, что от него осталось, собрался возле него. Кейнин отобрал еще человек сорок — пятьдесят. Он вскинул меч и, ни слова не говоря, толкнув коня, помчался к тому месту, где разгоралась самая жаркая битва. Инкаллимы понеслись вслед за ним. Мир сократился до минимума. Кровь вперемешку с грязью; бесформенный гул сражения наполнял воздух, поглощая все другие звуки. Тела сталкивались и падали, искалеченные, иссеченные, разрубленные на куски. Павшие усеивали землю под ногами живых.

Кейнин вдруг обнаружил свободный кусок земли, и на нем ему не встретился противник. Отрезанная кисть руки валялась в глубоком отпечатке лошадиного копыта. Там же валялось сломанное копье. Грудь наследника бурно вздымалась, он знал, что по лицу течет кровь, потому что чувствовал ее привкус. Он понятия не имел, чья это кровь, его или не его. Конь под ним шатался. Вейн кричала где-то впереди. Он нахмурился. Он видел, что ее губы шевелятся, но слышал только предсмертные крики умирающих и лязг клинков, ему показалось, что они исходили из ее рта.

— Гляди! — услышал он наконец. — Из леса.

Он посмотрел туда, куда показывал ее меч, и увидел сначала что-то непонятное. Позади сражающихся, с юга, по равнине, там, где еще оставались трава и тихое небо, приближались воины. У этого отряда не было стягов, не было лошадей, они приближались беспорядочной массой. Две или три сотни фигур двигались молча.

— Что это? — изумился Кейнин.

— Киринины, — кричала Вейн. — Белые Совы.

Он понял, что она права. Даже в этот серый день и на таком дальнем расстоянии он смог разобрать, что это не человеческая армия. Такое зрелище удивило бы любого зрителя. Несколько больших кланов кирининов, остававшихся далеко на востоке и юге, заявляли, что они еще имеют желание дать сражение в открытом поле, но Кейнин Белым Совам верил с трудом. Хотя то, что они сделали именем Темного Пути, сознательно или нет, наполнило его своего рода восторгом.

Люди Килкри и Ланнис смотрели на это по-другому. Они видели нового врага, очень сильного, накатывавшегося на них с фланга и тыла. В их рядах возникла неуверенность. Кое-кто попытался вырваться из схватки, чтобы встретить опасность лицом к лицу. Лучники, до сих пор державшиеся в стороне от главного места событий, вдруг поняли, что они остались без прикрытия и беззащитны. Их ряды зашатались. Воины Горин-Гира, которые знали, что их ничто не спасет, вдруг почувствовали, что противник дрогнул. У них вырвался общий вздох облегчения, и они с новой яростью бросились вперед.

Белые Совы, еще далекие от места схватки, остановились. На сотнях луков были оттянуты тетивы и тихо спущены. Небо оказалось перекрытым сводом из стрел, пролетевших огромное расстояние. Не успел еще первый каскад стрел найти свои цели, как уже был выпущен второй. Они все накрыли лучников и тыловое охранение.

Шрева и ее инкаллимы прорубали себе дорогу сквозь вражеские ряды.

— Вперед! Вперед! — закричал Кейнин. Рядом с ним бросился в атаку Игрис.

Через несколько минут разгром завершился. Множество пало, завязнув в самой глубокой грязи: воины из Колгласа, Гласбриджа и земель Килкри; горожане и сельские жители, сражавшиеся за свою Кровь. Их тела лежали кучами и напоминали навоз, который ждет, чтобы его бросили в землю. Оставшиеся в живых бежали на юг, их преследовали несколько верховых воинов Горин-Гира. Гирен, придавленный своим огромным упавшим конем, зажатый как в тисках и выпотрошенный ловкими ножами, умер не узнанным.

* * *

Группы тарбенов суетились по всему полю, грабили мертвецов, заодно добивая раненых. Кейнин наблюдал, как собирали со всего поля его убитых и раненых. Среди них было много соплеменников-тарбенов. Они стонали и корчились, не в силах терпеть боль. Его Кровь, как все Крови Темного Пути, врезалась в северную территорию только после долгой борьбы с коренными жителями этих земель. Они были, по мнению Кейнина, не многим лучше лесных тварей. Большинство из них уже были Спасенными, и их глаза открылись истине Темного Пути, но по тому, как беспокойно они переносят раны и страдания, видно, насколько еще неглубоко укоренилась в них вера. Его люди, воины Горин-Гира, молчали, когда их несли. Кейнину приятно было видеть, как достойно они держатся. У них даже еще находились силы принять похвалу. Те, кто слишком серьезно ранен, с достоинством встретят Лезвие Целителя — прекрасный нож, который носил с собой каждый целитель, проскользнет между ребрами прямо в сердце — и с радостью отправятся в путь к новой жизни в обновленном мире.

Вейн подошла к брату, чтобы увести его оттуда. С ней было несколько человек, каждый нес на плече битком набитый мешок. В мешках были собранные вражьи головы, их нужно отвезти в Замок Андуран.

Киринины, с тех пор как окончилось сражение, не трогались с места. Но вот от отряда Белых Сов отделилась небольшая группа. Дюжина воинов с разрисованными спиральной татуировкой лицами шла по зеленой траве, потом пробиралась между телами. Они шли свободной толпой, в центре которой двигалась высокая, невооруженная фигура. Кейнин не сразу понял, кто это. Вейн опередила его всего на мгновение.

— Эглисс, — шепнула она.

Когда они подошли ближе и стали проходить между кучками воинов, те смотрели на них довольно враждебно. Белые Совы не обращали на это внимания. Кейнин по лицу Эглисса видел, что тот забавляется ситуацией. Подходя, на'кирим скупо улыбнулся Кейнину.

— Вы, кажется, не очень рады меня видеть? — спросил Эглисс, прежде чем Кейнин успел что-нибудь сказать. — Я надеялся на более теплый прием.

— Я удивлен, вот и все.

Эглисс коротко хохотнул:

— Не сомневаюсь. Но ведь приятно удивлены, не так ли?

Кейнин нахмурился. Как будто не этот метис еще день назад льстил и угодничал, а теперь от этого человека сильно попахивало самоуверенностью и высокомерием. Наверное, он даже воображал себя героем. Все-таки он непредсказуем и непоследователен, как ребенок.

— Вы должны быть мне благодарны, — заявил Эглисс и широким жестом обвел поле битвы. — Если бы мы не подоспели вовремя, все могло бы сложиться по-другому.

Кейнин проследил взглядом за его рукой: тела мужчин и женщин, трупы лошадей, вытоптанная и перепаханная земля без всяких признаков зелени; снующие по полю в поисках трофеев тарбены. Теперь, когда подошел Эглисс, Кейнину это зрелище показалось особенно отвратительным.

— Полагаю, так, — буркнул он.

— Любезность, — отозвался Эглисс с изрядной долей иронии. Кейнин уже хотел ответить, но Эглисс примирительно протянул руку. — Не будем спорить. Нас объединяет победа. Стыдно портить момент.