– Доступ получен. Ретранслируйте диалог. Прием.

– На связи находится объект Б. Голос тихий и уставший. Рассказывает о том, что произошло после исчезновения. Делает большие паузы. В целях безопасности точный текст диалог будет приведен мною в отчете. Прием.

– Вас понял, Лебедь. Продолжайте. Прием.

– Объект А в состоянии между изумлением, радостью и волнением. Голос дрожит. Сел на пол. Объект Б спрашивает, может ли объект А просто поговорить с объектом Б. Объект А предлагает встретиться. Объект Б протестует – говорит, что это невозможно, и теперь они могут только поговорить. Объект А падает на колени. Наблюдаю штатное исчезновение изображения. Прием.

– Вас понял, Лебедь. Продолжайте наблюдение, мы выясним, как объект Б мог связаться с объектом А. Конец связи.

* * *

– Лебедь, общий вызов. Прием.

– Филин на связи. Прием.

– Наблюдаю… Кхх… цию. Код… кхх… сный. Прие… кхх.

– Лебедь, что у вас происходит? Прием.

* * *

– Лебедь, как слышите? Доложите обстановку. Прием.

– Это Лебедь. Наблюдаю внештатную ситуацию. Объект А-2 только что убил копию объекта Б, предположительно под влиянием объекта Ч. Вокруг объекта А наблюдаю неопознанное явление в виде поля. Код 53-красный. Прием.

– Лебедь, немедленно покиньте зону выполнения задания. Повторяю: немедленно покиньте зону выполнения задания. Прием.

– Вас понял, Филин, выполняю. Жду дальнейших указаний. Прием.

– Немедленно приведите в исполнение программу “багряные грезы”. Отправляйтесь за объектом Ч и зафиксируйте все с его стороны. Прием.

– Вас понял, Филин. Что с объектом А? Прием.

– Объект А будет доставлен на базу в ходе программы, с ним проведут беседу. После вашего возвращения ему предоставят вторую половину ритуала. Возможно, в этот раз мы увидим в его памяти нужный фрагмент. Конец связи.

Перекусив парой бургеров, человек решил, что можно вернуться на балкон – хотя бы для того, чтобы покурить. Оказавшись снаружи, он ощутил, что или на улице резко похолодало, или на него убаюкивающе подействовала теплая кухня. В любом случае, было уже слишком холодно, чтобы находиться на балконе в одной футболке, а никакой верхней одежды у него с собой не было. Он задумался о том, чтобы посмотреть, не оставил ли в общем гардеробе Файв свою джинсовую куртку, но выходить обратно было лень. В любом случае, на три страницы его хватит. Человек закурил и оперся спиной о перила балкона, развернувшись так, чтобы свет от свисающей со второго этажа лампы падал на страницу с началом текста пятнадцатой расшифровки. Дело начинало понемногу проясняться.

“Здравствуйте, здравствуйте. Это мое первое большое выступление. Не совсем мое – потому что многие отрывки я украл у других артистов. Первое – только потому, что я так решил его назвать, ведь это звучит куда более волнующе, чем “пятьсот восемьдесят четвертое”, которым оно на самом деле является. Большое – исключительно в смысле размеров зрительного зала, но никак не в смысле количества зрителей, которых здесь и вовсе нет. Сомнению можно подвергнуть даже слово “выступление”, которое явно подразумевает положение стоя, некоторое движение вперед, навстречу аудитории. Поскольку я существую только в виде текста, то и выступать не могу по чисто техническим причинам.

Ну, раз уж мы завели разговор о причинах, далеко не лишним будет рассказать, собственно, о тех из них, что подвигли меня из бессвязного потока сознания внутри чьей-то странной головы мутировать в шеренги символов на белом поле текстового редактора. Проблема в том, что назвать их я не могу. Видите – еще даже не начал, а уже облажался. Поэтому придется говорить иносказательно, намеками, чего я не выношу, поэтому и само выступление может показаться очень бессвязным и перегруженным, что оно, скорее всего, уже делает.

Я написал текст за одну ночь – ночь, когда звезды сошлись, и вся разрозненная рекурсивная чепуха сложилась в единый пазл с бессмысленным рисунком. Все время, пока я писал, я боялся, что звезды разойдутся, и текст получится бессмысленным не в том виде, в котором должен быть. Но все, к счастью, обошлось, и я закончил его именно таким, каким не задумывал, но представлял.

Этот текст не имеет художественной ценности, не смешит и не развлекает, не учит, не трогает, не интересует. Он лишь каждой буквой кричит о том, чем не является, пытаясь высмеять понятие ценности и хотя бы таким образом занять свою нишу среди текстов ценных и интересных. Он самокритичен и представляет собой одну сплошную критику самого себя, критики, идеи, осмысленности и принадлежности к какой-либо системе классификации, пресекая на корню любые попытки дать ему определение, чтобы в итоге все же быть пойманным и обозначенным как “прочее”, “метатекст” или даже “о рыбах”. И, пусть даже обреченный на провал, он все же неуклюже пытается стать… Чем-то.

Я также хотел бы сказать несколько слов об отстранении, в частности – об отстранении от своих слов в целях собственной душевной безопасности. Как сказал мне один знакомый одного моего знакомого, будущее за отстраненностью. К сожалению, он ушел сразу после этих своих слов, очень неожиданно, еще до того, как я успел спросить, какого хрена это значит, но, словно уловив в воздухе мое недоумение, на ходу бросил через плечо: “Смысл в том, что по мере ускорения темпа жизни и роста числа переменных в уравнении устройства общества человек постепенно придет к осознанию своей полной беззащитности перед сложностью этой чудовищной формулы, едва описывающей весь экзистенциальный ужас существования, как придет и к мысли о том, что ничто не может быть воспринято всерьез, следовательно, в свои слова и поступки стоит вкладывать как можно меньше себя, достигая этого благодаря нагромождению на изначальный посыл стольких слоев иронии и рекурсии, что определить, где же правда, становится просто невозможно. Подобное самоустранение от однозначного и честного высказывания и принесет людям чувство защищенности друг от друга и мира в целом, а также освободит от груза ответственности за свои слова, брать которую на себя становится все труднее”. Я все равно ничего не понял, но этот набор слов показался мне весьма любопытным, и я решил включить его в свое выступление.

Я упорно продолжаю называть это выступлением – просто потому, что не знаю слова, которое описывало бы шоу без зрителей, артиста и физического воплощения всего процесса, происходящего исключительно в воображении. Да, из-за текстового формата это можно было бы снова назвать текстом, уточнить его как эссе, рассказ, заметку или что-то подобное, но текстовый формат, что читатель мог бы увидеть – это уже не оно, это остывающий труп, обманка, пустая оболочка. Вы прочли то, чего уже нет. Бац – и все, опоздали! Оно было лишь доли секунды, пока не набросило на себя одежду слов, букву за буквой напяливая глупый косный язык.