Люди в маскировочных плащах не шевелились, застыли как каменные изваяния. Минуты проходили за минутами, мы боялись шелохнуться, чтобы шорох нашей одежды не насторожил плакальщиков.

Наконец вернулась основная группа. На телеге лежала циста контаги, и теперь солдатам приходилось прилагать усилия, чтобы тащить за собой тяжелый груз.

– Так рисковать, приходя сюда ради твари… зачем? – произнесла девушка, когда опасность миновала, плакальщики скрылись, сопровождая отряд, а сама Мюр наконец сделала шаг от меня, забирая ручную бомбу.

– Твой вопрос стоит миллион фунтов. Он примерно такой же, как почему правительство Мергена не уничтожает заболевших, а ссылает их на бесценную для окруженной водой Риерты территорию и терпит присутствие чудовищ. Ведь пуля решает проблему на ранней стадии заражения.

– Ты прав! Господи! Ты так прав! – В приливе энтузиазма она хлопнула меня по плечу. – Это может быть связано!!

– Что? Стой! Послушай!

– Нет! Это ты послушай! – коршуном налетела она на меня, не дав схватить себя за руку, и зачастила быстро-быстро, едва не глотая окончания: – Я чувствую! Это важно! Очень! И любая деталь может пригодиться. Поэтому прослежу за ними сколько смогу. С тобой или без тебя.

Говорить ей про опасность не имело никакого смысла. Оставалось удивляться, как эта носорожья решительность до сих пор ее не прикончила.

– Ладно, – сказал я, освобождая карабин из ременной петли и перебрасывая его вперед. – Давай сделаем, как ты хочешь. Но будем держаться на предельном расстоянии, чтобы плакальщики о нас не пронюхали. Если все начнет складываться не в нашу пользу, мы уходим, а не вступаем в перестрелку.

Мюр радостно улыбнулась своей странной полуулыбкой:

– Спасибо, что помогаешь мне!

– Как будто у меня есть выбор. – И я направился к лестнице.

– Ты мог бы меня оставить.

– Не говори ерунды. Где-нибудь еще, но не в Старой Академии.

Это было довольно странное преследование. Мы крались за солдатами, стараясь не подходить ближе чем на сто ярдов, прятались за углами, низкими каменными оградами, за перевернутыми продуктовыми киосками или стволами кленов. Плакальщики нервировали меня. Они словно растворялись во мраке, отделялись от основной группы, расходились в стороны, проверяли ближайшие переулки и четырежды возвращались по своим следам назад. В такие минуты мы старались слиться с землей.

Ни одного контаги на их пути не появилось, точно в этой части города тех не было, и я не мог понять, в чем дело. Закон вероятности давал сбои. Все равно что сунуть руку в осиное гнездо, пошуровать там и не застать дома ни одного насекомого. Я поделился размышлениями с Мюр, и она пробормотала:

– Действительно странно.

Старый паровой баркас стоял в широком канале, с севера на юг протянувшемся через всю Старую Академию, разделяя ее на западную и восточную части. Я был прав. Здесь группу «десанта» ожидали еще восемь до зубов вооруженных людей и пара спаренных крупнокалиберных пулеметов. Мы бы ни за что не отбили посудину.

Цисту сгрузили с тележки на борт, накрыли страховочной сетью, затянув канаты. Наконец после всех приготовлений они отплыли, включив прожекторы, и я увидел на носу баркаса название: «Коростель-05», а также символ компании «Мотория Риерты».

Мюр начала подниматься, но я заставил ее сидеть смирно, не ровен час, заметит наблюдатель с надстройки.

– Прибор, – внезапно сказала девчонка, и в ее голосе слышалась злость и досада.

– Что? – не понял я.

– Прибор! На их телеге был прибор! И точно такой же стоял на носу парохода. Ты видел?

– К чему ты ведешь?

– А вот к чему. – Она указала на здание, находящееся на противоположной стороне канала.

Сперва я не понял, куда смотреть, затем заметил движение на крыше.

Контаги.

– Эти ублюдки научились отгонять их! В лаборатории Брайса не зря работают ученые. Ты понимаешь, что это значит?!

Все что угодно. Начиная от безопасных путешествий в этом страшном заповеднике и заканчивая фантастическими теориями о способах управления чудовищами. До последнего, надеюсь, наука пока еще не дошла.

Контаги встал во весь свой небольшой рост, глядя в ту сторону, куда уплыл пароход.

– Это же ребенок, – пораженно пробормотал я.

Я не мог понять выражение лица Мюр. Боль? Отчаяние?

– А чего ты ожидал, Итан? Среди тех восьмидесяти тысяч несчастных, которых новое правительство отправило в Старую Академию, конечно же были не только взрослые.

– Восемьдесят тысяч, – глухим эхом повторил я.

– По самым скромным оценкам. Умирают не только на войне, но и в мирных городах. Теперь ты понимаешь, почему я ненавижу их? Почему борюсь с ними?! Мерген делает то, чего никогда бы не стал делать прежний дукс, – убивает мой народ. Превращает его в рабов и чудовищ ради сохранения власти и денег. Они, точно пламя, пожирают Риерту, и его следует залить водой, пока не стало слишком поздно.

Я многое знаю об огне и мог бы сказать ей, что не каждое пламя можно убить водой. Но… только с сочувствием взглянул на нее и произнес как можно мягче:

– Давай выбираться отсюда.

Рассвет окутал город прахом, сотканным из слабого дождя и лежащего под ногами тумана. Я даже пожалел, что избавился от плаща, так сильно похолодало. В груди ворочалось омерзение от слякоти, которую я ненавидел всем сердцем, и, будь я в Хервингемме, носу бы не высунул из своего кабинета. Сидел бы в компании фикуса да рисовал рожицы искиров на тетрадных листах.

Пора было искать укрытие. Контаги мы встретили лишь раз – человек, приросший спиной к водосточной трубе, жадно нюхал воздух тем, что когда-то было, а теперь казалось окровавленным провалом.

– Масса![84] – раздался негромкий оклик справа, и я не поверил своим ушам.

– Какого черта?! – изумилась Мюр, даже забыв направить револьвер в сторону незнакомца.

В Старой Академии она ожидала встретить кого угодно, самое страшное зубастое чудовище, но никак не негра в дешевом костюме, при шляпе и в наброшенном на плечи армейском дождевике.

– Олауда? – Я вспомнил имя.

Он радостно ослепил меня улыбкой, кивнул:

– Масса помнит.

Мюр не сдержалась, ущипнула себя за руку и сказала мне с мрачным цинизмом:

– Итан. Этот туман ядовит, как серый порошок Кроуфорда.

– Ты сбежал от хозяина? – Я пропустил ее слова мимо ушей.

Негр поднял вверх ладони, отчаянно замахал, точно собрался пуститься в пляс.