– Пока… делай вид, что ничего не случилось. Не хватало ещё всполошить твоего маньяка.

Я вспомнила, что Сашка пропал. Но лениво, между делом. Теперь это не волновало. Максим довез меня почти до дома – остановился из предосторожности за три. Я не попрощалась, на автопилоте добралась до квартиры. Не стала проверять её на наличие хозяина. Открыла аптечку, нашла снотворное, выпила три таблетки и ушла спать. Проснулась утром, подумала, что праздник уже через три дня. Навязчиво звонил телефон, именно он вырвал меня из сна. Я долго слушала трели, но он не унимался.

– Да? – я сдалась и взяла трубку.

– Вера? Ты не появилась в офисе. У тебя все хорошо?

Макс. Волнуется? А может раздосадован сейчас тем, что я жива?

– Все хорошо. Я просто устала.

Сбросила звонок. Сходила в душ, но он не взбодрил. Мысли в голове ворочались все так же лениво, я поняла, что до офиса просто не доберусь. Позвонила, узнала, как идёт подготовка. Солгала, что простудилась. Выпила снотворное,  уже четыре таблетки, уснула вновь. На этот раз сон был ещё крепче, ещё вязче. Проснулась в темноте и долго не могла сообразить какой день. Окно в комнате было открыто, в него залетал сырой ветер – шёл дождь. Вычислила по календарю, могу ли позволить себе ещё спать. Да, могу.

С трудом поднялась - ноги не держали. Пожалела о том, что не принесла снотворное в комнату, ходить лишний раз не хотелось. На кухне чашка с подсохшим кофе на дне. Значит Саша приходил. Я выпиваю стакан молока, вспоминая, что организму нужно хоть какое-то питание, и вновь проваливаюсь в сон.

– Проснулась? – спрашивает чей-то голос.

Я с трудом открываю глаза. Саша. Сидит на краешке постели. Курит.

– Да.

Мой голос хриплый и сухой, словно я на самом деле простыла.

– Ты три дня спала. Вставай, хватит, я выбросил твои таблетки.

– Ага. Спасибо.

На улице то ли вечер, то ли утро. Я пью крепкий кофе, от него мой желудок сводит спазмом – я не ела три дня. Я заставляю себя принять душ. Стоя не получается, сижу на дне ванной, позволяю струям бить в спину. И думаю о том, что Данька жив. Осуждать и ненавидеть Максима буду потом, сейчас я чувствую странную благодарность за то, что муж сумел вынести нашего ребёнка из этого дурдома живым. Что все равно, что случилось со мной. Я не раз готова пройти через тот подвал и руки Ильи, если буду знать, что Даня жив. Мне хочется плакать, но слез во мне нет. Надо попить. Поесть. Праздник уже завтра, надо привести себя в порядок.

Пахнет едой. Мой желудок снова сжимается. Захожу на кухню, Сашка в фартуке. На столе, в глубокой тарелке прозрачный бульон.

– Ебнутая, – констатирует Саша. – Ты даже в моём подвале питалась регулярнее. Садись, ешь.

Пододвигает мне тарелку. Ложка чуть дрожит в моей руке, я понимаю, насколько голодна. Я ем, Сашка смотрит на меня с брезгливой жалостью.

– Через пару часов разрешу кашу поесть.

Я киваю, кашу так кашу. И через два часа послушно её ем. Сил не прибавляется, все так же хочется спать. Пью очередной крепкий кофе, смотрю как дождевые капли стекают по стеклу.

– Завтра твой день.

Я киваю. Мой. И волнует он меня гораздо сильнее, чем Саша себе может представить.

– Ты должна выглядеть лучше всех. Поехали по магазинам. И в салон красоты я тебя на утро записал.

Смотрю на Сашу. Вот зачем ему все это? Хочу спросить, где он пропадал все эти дни - и боюсь услышать ответ. Буду делать вид, что все нормально. Так, как должно быть. Тем более я наверняка скоро уеду, дружить семьями с Максом и его Леной - это утопия. Тупик. И надеюсь, что уеду с сыном. Саше точно не будет места в моей жизни. Главное - отделаться от него.

– Зачем ты спишь? – спросил Саша уже в машине.

– Чтобы не умереть, – ответила я.

Мы ехали за очередным платьем. Я пыталась донести до Саши, что это не светский раут, а всего лишь детский праздник, но он был непреклонен. Я была слишком вымотана, чтобы спорить, и сдалась. Уже темнело или тому виной пасмурная погода? Мы подъехали к торговому центру, в нем, слава Богу, почти никого не было.  Мы медленно ходили вдоль многочисленных рядов платьев. Сашка тянул меня к тем, что откровеннее, конечно, он же не знал, что я завтра встречусь с сыном…

Я сумела уговорить его на простое темно-синее платье по колено, с неглубоким квадратным декольте и с наглухо закрытой спиной. Мотивировала тем, что малышам на празднике не обязательно видеть бельё тети, если она вдруг нагнётся.

– Уговорила, – засмеялся Саша.

Я стояла в примерочной кабинке, снимала платье и боялась, что Саша войдет за мной. Мне хочется сохранить хоть крохи чистоты до завтра. Никогда ещё не одевалась с такой скоростью. Платье и туфли на высокой шпильке лежали в хрустящих пакетах, впереди целый вечер. В голове не прояснялось, мне даже начинало казаться, что теперь так будет всегда.

– Вина?

Мы вернулись в квартиру. Уже начиналась ночь. Время тянулось жестоко, бесконечно. Возможно, завтра не наступит вообще никогда, я навсегда застряну в этом паршивом сегодня. Я ушла в свою комнату, по умолчанию свою, её никто мне не выделял. Свернулась калачиком под одеялом, закрыла глаза. И вновь забубнила мысленно – хоть бы не пришёл, хоть бы не пришёл… Не помогло, пришёл. Лег на постель, одеяло на себя потянул. Я сжалась.

– Саш,  пожалуйста, - прошептала я. – Я очень устала.

– Ты три дня спала, – резонно отметил он.

Стянул одеяло с меня полностью. На мне была одна из его футболок, хотя я уже привыкла спать нагишом. Задрал её выше, обнажая живот. Скользнул под ткань, сжал грудь. Специально сжал, стараясь сделать больно. Я тихо выдохнула - не понимаю его совсем. То бульон варит, то направленно унижает, зная, что я просто не смогу ему сопротивляться: ни морально, ни физически. Я не понимала и себя. Столько всего перенесла, что значит для меня ещё одно унижение? Ещё один секс? Я могу считать его следующим шагом к своей победе. Отчего же слёзы закипают где-то изнутри? Часто-часто моргаю, не хочу позволить им пролиться. Не сегодня. Я должна улыбаться, что и делаю.

Сашка наваливается на меня всем телом. Заставляет обнять руками и ногами. Скользит руками по моей коже, чуть царапает. Я сглатываю ком, всхлипываю, не в силах сдержать этот всхлип. Надеюсь, что Сага его не расслышал. Прижимаюсь к нему крепче, от глаз сбегают две горячие дорожки.

– Что ты ревешь, дура? – резко кричит он в моё ухо, от неожиданности у меня перехватывает дыхание, я снова сжимаюсь, теперь уже в ожидании удара. – Что надо тебе, скажи?

Он отрывается от меня, встаёт с постели, нервно ходит по комнате. У него расстегнут ремень  и бляшка чуть постукивает в такт шагам. Кулаки сжаты, губы сжаты, я не хочу бояться, но его гнев страшит. Я снова всхлипываю и вздрагиваю. Он останавливается, смотрит на меня, он так зол, что я вижу, как трепещут крылья его носа.