Уже второй танк вылез из воды и медленно взбирался на взгорок по следам того, что уже высунул свою кургузую голову-башню над дорожной насыпью, не спеша поворачивая ее слева направо, когда в тишине внезапно прозвучал басовитый рык выстрела восьмидесятипятимиллиметровки. Я не сразу понял, в чем дело, так как никакого разрыва не увидел. Только передняя «Прага» вздрогнула, ее люки мгновенно распахнулись, и три черные фигурки быстро спрыгнули на землю и побежали навстречу собратьям. Ой, молодцы, курсанты – с первого выстрела! В прошлый раз такого не было; впрочем, в прошлый раз и фрицы перли на такой скорости – не дай бог!

– По танкистам – огонь! – прозвучал срывающийся на фальцет голос Гривко.

Вот, шут те знает что: засмотрелся на немцев и совсем забыл о своих обязанностях. Я прижался к ложу «светки» и попытался выцелить того черного которышку, что дергался правее танка. Но он все время сползал с мушки. «Все же еще далековато», – подумалось мне, когда я плавно нажимал на спуск. Винтовка дернулась, вперед и вправо по дуге выбросив гильзу, захлопали выстрелы справа и слева, а черненькие человечки тут же скрылись в стерне. Вроде не попал, хотя – кто его знает?

Я вновь оглядел подбитый головной танк. Он стоял там же, где и остановился. Никаких внешних признаков того, что он подбит, не было, лишь откуда-то из-за башни по левому борту и вниз не спеша потек черный тягучий маслянистый дым. Причем потек не вверх, а именно вниз, и не спеша, как мазут…

Собрат подбитого танка открыл по нам огонь из башенного пулемета. Но огонь он вел неприцельно, скорее для порядка. Пушку он не видел, хотя его «голова» уже начала приподниматься над взгорком, но жерло тонкого танкового орудия глядело точно в нашу сторону. Возможно, ждали, что именно отсюда, точнее – от кустов, что были правее и чуть позади нас, и ведет огонь замаскированная пушка. Во всяком случае, для обороны переправы я воткнул бы орудие именно сюда.

На этот раз курсанты первым безбожно смазали, и трассер бронебойного снаряда малиновой искоркой чиркнул небо левее башни танка, улетев дальше к мосту. Но командир танка по-прежнему не видел орудия, а сам танк, вползая на взгорок, продолжал поливать наши окопы струями свинца из спаренного пулемета. Второй снаряд ударил его в «висок», но искра, скользнув наискось по борту башни и отразившись от него, прочертила трассу вправо-вверх. Только теперь танк, уже перевалившийся через бугор, начал спешно разворачивать башню в ту сторону, откуда его пыталась достать смерть.

«Заметил, скотина», – промелькнуло в голове, и в руке я ощутил тяжесть связки гранат образца пятнадцатого дробь тридцатого года, прикидывая, как и куда мне бежать в случае чего, как вдруг танк замер, словив третий снаряд прямо «в грудь». Он медленно завалился в правую придорожную канаву, почти туда, где окопалось третье отделение, и замер, окутавшись клубами темного дыма. Видимо, все члены его экипажа погибли от последнего попадания, так как люки оставались закрытыми до того момента, как от взрыва у него откинулся башенный люк.

Вот это да! Пять выстрелов, два танка в минусе! Да при таком развитии событий мы со своей карманной артиллерией рискуем остаться совсем без работы! В половинку бинокля я глядел на те немецкие танки, что стояли внизу у брода, не рискуя подняться к нам. К ним подбежал черный «муравей» – видимо, один из оставшихся в живых членов экипажа первой машины, и принялся размахивать руками. Совещаются… Теперь они знают, что у русских тут рубеж обороны. Возможно, открыли и расположение противотанкового орудия. На их месте я бы подождал пехоту и потом всеми силами навалился бы на нас. Похоже, что они и сами приняли аналогичное решение. Два танка, что стояли в прикрытии у переправы, также снялись и подошли к реке, направив жерла своих орудий в нашу сторону.

Скрывая голову за небольшим кустиком, я жадно рассматривал этих стальных зверей, шестикратно приближенных монокуляром. Потом перевел взгляд на ближний подбитый танк, левый борт которого уже весь был затянут клубами черного маслянистого дыма, который продолжал толчками выплескиваться из чрева. Наверное, маслобак пробит, оттого и чадит. Бензин давно бы уже вспыхнул как следует. Ладно! Поглядим, что дальше будет! Я нашарил рукой свой кожаный кисет и принялся сворачивать козью ножку, время от времени поглядывая в сторону брода.

Ну вот! Смотри-ка! Сколько времени тут торчу, а настоящего боя все нет как нет. Неужели мне удалось пустить события по-другому? Значит, в принципе можно что-то изменять, а потом, записав временные результаты, в случае чего переигрывать какие-то эпизоды, как в компьютерной игрушке. Народ просто обалдеет от счастья.

Кстати, а который теперь час? Судя по моим прикидкам, уже часа два-три пополудни или около того. Если так, то немецкое наступление здесь может сегодня и не начаться. На их месте я бы жахнул тут завтра на рассвете, сосредоточив ночью с батальон пехоты при десяти-пятнадцати танках. И вся недолга. Впрочем, четыре головных танка почему-то упорно не хотят уезжать к себе, оставаясь в пойме. Не будут же они, в самом деле, ночевать у реки. Нынче ведь не июль месяц, как-никак – осень!

В воздухе пронесся басовитый гул – это по небу, прижатые низкой облачностью, ползли наши двухмоторные бомберы. Девять штук. Идут тремя тройками, как на параде, держат строй. Не то СБ, не то ДБ-3 – я в них так и не научился разбираться. Истребителей не видно ни наших, ни немецких. Вот так-то. Все ругаем нашу авиацию, но и немецкие самолеты я сегодня не только не видел, но даже и не слышал.

Едва наши скрылись за лесом, как оттуда донеслись взрывы, орудийные выстрелы и треск пулеметов. Чуть позднее в том же направлении проследовала еще одна девятка двухмоторников. Теперь я понял, что в первой группе были именно СБ, так как здесь вместе со старыми знакомыми первой шла тройка «петляковых» с двухкилевым оперением. ДБ-3 не могли идти вместе с «петляковыми», так как относились к дальнебомбардировочной авиации.

И вновь там, за лесом, раздались взрывы и выстрелы, а в обратном направлении потянулась первая группа, в которой не хватало двух машин во второй тройке. Чуть позднее кучей проплыла вторая группа, позади которой, почти совсем над землей, ковыляли две одинокие машины, одна из которых оставляла в воздухе за собой слабый дымный след.

Немецкие танки в пойме синхронно, видимо получив какой-то приказ, начали по одному медленно пятиться за реку к опушке леса.

– Отбой, – раздался громкий голос Гривко откуда-то слева.

– Викулов! Ты тут? – Я прокричал это неожиданно для себя.

– Туточки!

– У тебя жрать есть?

– А то как же? Сухари имею, трошки сала!

– Давай ко мне, у меня тоже что-то есть!

У меня и в самом деле что-то лежало в загашнике по имени «сидор». Пошарив там рукой, я нащупал две луковицы, большой черствый кусок хлеба и что-то, завернутое в мокрую газету, оказавшееся на поверку сморщенным соленым огурцом.

Семен не заставил себя ждать, и вскоре мы уплетали свои запасы на страх врагам и на зависть соседям, так как наши чмошники ожидались лишь часа через три. Чувствовалось, что день клонится к концу. На юго-западном берегу Извери слышалось разноголосое гудение моторов отползавших танков, а у меня, обманувшего чувство голода, по телу разливалось блаженное тепло.