луже собственной крови. Его тело было усеяно пулевыми ранениями. Глаза невидящим взглядом уставились в потолок. Диего издал тихий сдавленный звук. Два мертвых придурка лежали рядом с рестораном — мертвые. Русские, без сомнения. Официанты рядом тоже были мертвы.

— Где Джемма? — спросил я.

— Мы прибыли незадолго до вас, — сказал Нино. — У нас еще не было времени проверить кухню. Но не было слышно ни звука.

А это означало, что все вокруг были мертвы. Тот, кто это сделал, наверняка уже ушел.

— Джемма и Нонна должны были быть здесь, — бесцветным голосом произнес Диего.

Римо жестом пригласил нас следовать за ним, и мы вместе направились на кухню. Подняв оружие, Римо распахнул вращающуюся дверь, и мы все бросились внутрь. Как и говорил Нино, никто в кухне не мог издать ни звука. Нонна лежала на полу с пулевым отверстием во лбу. Ужас поселился в моих костях, и мое сердце ударилось о грудную клетку.

Диего протиснулся мимо меня и Римо, и бросился к своей бабушке, потом посмотрел на что-то справа от себя. Он издал хриплый крик, лицо его исказилось от отчаяния, и он выронил пистолет.

— Нет!

Он бросился вперед, и я последовал за ним. Потом я увидел Джемму на полу в луже крови. Высокий мужчина наполовину лежал на ней. Я застыл, и все вокруг, казалось, замерло.

Мое дыхание застряло в горле. Мои пальцы, сжимавшие пистолет, разжались.

Римо схватил меня за плечо и внимательно посмотрел на меня.

— Возьми себя в руки!

Я вцепился в рукоятку пистолета, хотя почти не чувствовал ни пальцев, ни какой-либо другой части своего тела.

Диего упал на колени рядом с Джеммой.

— Нет, — прорычал он, а потом уже тише, — Нет, Господи, пожалуйста.

Я, шатаясь, подошел к нему и помог оттолкнуть этого придурка Братвы от Джеммы. По крайней мере, она все еще была одета. Она не была изнасилована до того, как ее убили. Это было единственным утешением. Она не должна была страдать.

Мои глаза защипало, и я сглотнул. Ощущение было чужеродным, такого я не испытывал с тех пор, как был маленьким мальчиком — тяжелое давление в задней части горла и в груди. Диего прижался лбом к животу Джеммы и заплакал.

С трясущейся рукой, я коснулся его спины. Рядом с нами появился Римо.

Я посмотрел на него снизу вверх, и он почему-то расплылся. Я не выдержал его взгляда и снова посмотрел на Джемму. Блядь. Последние слова, которые я ей сказал, пронеслись в моей голове, ужасные вещи, сказанные мною, как плохо я относился к ней. Будто она была всего лишь секс-игрушкой для меня, ничего важного, когда она была единственной девушкой, которая когда-либо была моим другом, единственной девушкой, которую я когда-либо хотел больше, чем секс. И все же я ей этого не показывал. Я цеплялся за свою свободу, потому что наплыв этих бессмысленных интрижек и вечеринок рассеял тьму, которая так часто заполняла мои внутренности. Это не срабатывало, по крайней мере, в течение долгого времени. Подобно вспышке, которая пронзила ночь лишь на мгновение, трепет моих увлечений не изгнал эту тьму надолго.

Я склонился над головой Джеммы, обхватил ее окровавленную щеку и поцеловал в кончик носа. Она даже была еще теплой. Она не могла быть мертва слишком долго, и осознание этого еще больше усложняло ситуацию. Если бы мы были быстрее, то, возможно, смогли бы спасти ее. Сожаление о прошлом это потерянное время — таково было кредо Нино. Да откуда он вообще знает? Поглаживая ее окровавленное лицо, я наклонился к ее уху.

— Я был полным придурком. Мне так чертовски жаль, Джем, так чертовски жаль. Я буду так черт возьми скучать по тебе, по каждой раздражающей мелочи. Ты единственная девушка, которую я когда-либо по-настоящему хотел, и я все испортил.

Я проглотил комок в горле. Мои пальцы прошлись по ее шее, такой нежной. Такой чертовски великолепной даже в смерти. Я думал, что у меня будет время, что у нас будет время побыть вместе, и принял это как должное. Часы с копьем на моем предплечье дразнили меня, когда я поглаживал кожу Джеммы. Перехитрить время, какая глупость думать об этом.

Нежный пульс бился под моими пальцами. Я резко поднял голову и уставился на Джемму.

— Что такое? — тут же спросил Римо.

Диего поднял заплаканное лицо.

Я впился кончиками пальцев ей в горло. Пульс. Долбаный пульс. На мгновение я даже не осмелился в это поверить.

— Римо, — выдавил я из себя.

Он опустился на колени рядом со мной и оттолкнул мою руку в сторону, затем прижал пальцы к ее пульсу.

— Нино! — взревел он.

— Что… что происходит? — прошептал Диего.

Вошёл Нино, потом бросился к нам и нагнулся к Джемме, щупая ее пульс.

— Она жива.

Диего резко втянул воздух.

На меня нахлынуло облегчение.

Римо двинулся к мудаку из Братвы.

— И он тоже.

Он извращённо ухмыльнулся.

— Он — мой, — сказал я.

Как только о Джемме позаботятся, я превращу последние несколько часов жизни этого мудака в кошмар.

Римо склонил голову набок.

Нино пощупал голову Джеммы, потом потянулся к ее ребрам.

— Что ты делаешь? — спросил Диего, глядя на руки моего брата на животе Джеммы.

Нино поднял бровь.

— Это для того, чтобы убедиться, что она останется жива. Отвали.

Диего кивнул и подполз к голове Джеммы, поглаживая ее волосы.

— Джемма, ты меня слышишь?

— Пока не трогай ее, — сказал Нино.

Я взял Джемму за руку и переплел наши пальцы.

Они дернулись. Затем ее ресницы затрепетали, и она открыла глаза, уставившись на меня своими потрясающими оливковыми радужками. На ее лице отразилось замешательство. Она перевела взгляд с меня на Диего, который выглядел заплаканным месивом. Она нахмурилась.

— Диего, что такое… — в ее глазах мелькнуло понимание. — Нонна?

Ее голос был тихим, выдавая мою защитную сторону. Мне многое хотелось ей сказать.

Диего закрыл глаза и слегка покачал головой. На глаза Джеммы навернулись слезы.

— Где папа?

Диего не отреагировал, но встал и повернулся к нам спиной, закрыв лицо руками. Джемма посмотрела на меня, и ее глаза превратились в два озера страдания.

— Савио?

Я сжал ее руку.

— Мне очень жаль, Джем.

Она отрицательно покачала головой, затем поморщилась, ее глаза на мгновение потеряли фокус. Она попыталась сесть, но я схватил ее за плечи и остановил.

— Осторожно. Мы не знаем, насколько серьезны твои травмы.

Слезы потекли из ее глаз, и вид их, стекающих по ее щекам, глубоко ранил меня. Я пообещал себе никогда больше не видеть их.

— Дай