Аристотель решает описать онтогенез угря. Эти рыбы зарождаются в организмах gēs entera, “земляных кишках”, червеобразных существах, которые встречаются вблизи рек и болот, где наблюдается обилие согреваемого солнцем ила. Gēs entera являются матерями или хозяевами[138] новорожденных угрей – Аристотель не говорит об этом ясно. Если открыть один из них, иногда можно найти внутри маленьких угрей. Это остроумная теория, но неверная. Он, возможно, говорит о роющих норы многощетинковых червях пескожилах. Их норки разбросаны по пляжам и морским берегам, заливаемым при приливе и обнажаемым при отливе, и отвалы грунта, выбрасываемого из норок пескожилами, и в самом деле выглядят как кучки кишок[139]. Я предполагаю, что gēs entera – это попытка объяснить образ жизни угрей. Многие другие морские животные, которых Аристотель относит к саморождающимся (двустворчатые моллюски, устрицы, улитки, губки и т. д.), в его представлении очень простые животные. Он часто сравнивает их с растениями. Но угорь не похож на растение: он довольно велик, с кровью, очень активен и хищник. Можно перечислить еще множество признаков сложного устройства угрей. Аристотель – человек смелый, однако и он отказался утверждать, что животные метровой длины могут появляться каждый год из грязи, поэтому он “придумал” им личинок.

77

Идея самозарождения пагубно сказалась на юной науке. Декарт, Лицети, даже Гарвей – все были пленены ею. Ян ван Гельмонт докладывал о самозарождении мышей из тряпок и пшеницы. Упадок этой теории, как ни странно, ускорил Гомер. В “Илиаде” после боя земля усеяна трупами. Ахилл рыдает у тела Патрокла и молит мать, среброногую нимфу Фетиду:

Франческо Реди, который в Пизе изучал Аристотеля и служил врачом тосканского герцогского двора, прочитал 19-ю песнь “Илиады” и задумался, был ли Гомер прав. Он разложил по горшкам мертвых змей, речную рыбу, угрей из Арно и телятину. Одни горшки Реди закрыл бумагой и кисеей velo di Napoli, контрольные оставил открытыми. В открытых горшках появилось множество мух, в закрытых – нет. Реди проследил жизненный цикл мухи и в 1668 г. опубликовал “Опыты по происхождению насекомых” (Esperienze intorno alla generazione degli insetti).

С устрицей разобрался Антони ван Левенгук. В 1695 г., купив в Зирикзее бушель устриц, он вскрыл раковины, рассмотрел в микроскоп мантийные полости моллюсков и описал семя и икру. Левенгук также обнаружил тысячи личинок-велигеров и даже увидел их эмбриональные раковины. Аристотеля он не поминает, однако выражает недовольство своими современниками: “Я открываю миру эти наблюдения, чтобы прекратить болтовню тех свиноголовых, которые все еще думают, будто моллюски самозарождаются в иле”. Левенгук видел в самовозникновении и более глубокую проблему. Он писал: “Но если из испарений происходят животные, то почему после битвы, в которой погибло более 50 тыс. человек, чьи тела оставлены гнить в поле, не зародилось множество детей или взрослых или чего-либо, напоминающего человека или лошадь? Ведь в битве, в которой погибло множество людей, погибает и множество лошадей”. Если допустить, что некоторые животные могут саморождаться, почему не распространить это обыкновение на всех?

Более века спустя после Левенгука биологи, процеживавшие шелковыми сетями прибрежные воды Европы, обнаружили в планктоне личинок “ракушкокожих”. В 1826 г. Джон В. Томпсон распознал циприсовидную личинку усоногого рака в Коркском заливе. В 1846 г. Иоганн Мюллер выловил в Германском заливе странного Pluteus paradoxus[141] и проследил, как тот превращается в морского ежа. В 1866 г. Александр Ковалевский обнаружил в Неаполитанском заливе личинку асцидии. Личинки восхитительны и в стократном увеличении выглядят так, будто они из венецианского стекла. Открытие изменило представления о порядке. Аристотель считал асцидию презреннейшим из животных. Открытие Ковалевским жаберных щелей, нервной трубки и нотохорда у личинок показало, что асцидия относится к хордовым. То есть асцидия не только не происходит из ила, но и является нашей родственницей.

К началу XIX в. большинство животных уже не относили к спонтанно зарождающимся. Исключением оставались паразитические черви с их непостижимо сложным жизненным циклом. Микроорганизмы оставались под подозрением до экспериментов Пастера (1859). В Северной Европе поверье о самозарождении угрей держалось до конца XVII в.

В Греции оно живо до сих пор. Мы ловили угрей в устье Вувариса, когда Димитрис, знавший, что я интересуюсь такими вещами, упомянул, что ученые не знают, откуда берутся угри, и что они растут в иле. Это его убеждение было основано на местных поверьях и личных наблюдениях, а не на чтении Аристотеля. Конечно, ученые знают, откуда берутся угри. Реди удостоверил то, на что Аристотель намекал: угорь – проходная рыба. Взрослые особи живут в реках и озерах, иногда по многу лет, спускаются к морю, отправляются в малопонятное наблюдателям путешествие, размножаются и умирают. Их потомство затем возвращается “стеклянными угрями”, которые между январем и апрелем миллионами заходят в устья европейских рек по пути к водоемам, откуда явились их родители.

И все же у угря никак не удавалось найти гонады. Некоторые, вопреки мнению Аристотеля, полагали, что угорь живородящ. Левенгук писал, что обнаружил утробу угря, полную молодых особей, готовых родиться. (На самом деле он нашел мочевой пузырь угря с круглыми червями-паразитами.) В 1777 г. профессор Болонского университета Карло Мондини наконец обнаружил у угря яичник. Им оказалась складчатая полоса ткани, которая проходит внутри вдоль всего тела животного и которую прежде принимали за жир. Семенники лишь в 1874 г. нашел Симон Сырский. Понятно, почему Аристотель упустил их: гонады представителей обоих полов более или менее пусты, пока угорь не уйдет далеко в море. (По сей день поймано всего несколько рыб с икрой. Одну извлекли из желудка кашалота посередине Атлантического океана.) Не знал, откуда берутся угри, и Зигмунд Фрейд: будучи 22-летним аспирантом, он вскрыл 400 угрей, ничего не нашел и решил переключиться на задачу полегче. Несколько лет спустя Грасси и Каландруччо, работавшие в Мессине, показали, что странный пелагический лептоцефал – это личинка угря. И лишь в 1922 г. Иоханнес Шмидт, совершая плавание на “Дане”, наконец установил, где угорь спаривается, умирает и рождается: в Саргассовом море (22°30′ с. ш., 48° 65' з. д.).