Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То же самое и Толя Альбицкий, маменькин сынок, алкаш несчастный. Жил, забот не зная, стриг купоны. Верещагин тот хоть что-то организовывал, старался, рисковал. Альбицкий же всячески хитрил, пытался обвести ее вокруг пальца. Поросенок он самый настоящий! Димку Саврасова подговаривал действовать в обход меня. Слава богу, тот не согласился, проявил порядочность.
Ах, Дима, Дима, хорошо нам с тобой гулялось. Видала виды Людмила Витальевна, а такого самца не доводилось. По внешнему виду и не скажешь, самый что ни есть обычный парень. Скорее даже подумаешь, рохля рохлей, нетемпераментный человек. Многие рыхловатые блондины ее разочаровывали, не получалось с ними приключения. Был даже один профессиональный культурист — участвовал в чемпионатах по бодибилдингу, все органы словно железные, кроме одного, самого важного. А Димка просто зверь ненасытный, откуда только сила берется. Ох и замучивал ее к утру, валялась без сил, словно половая тряпка. После него дня три могла без мужика обходиться — вот что такое Димка Саврасов.
А Томка… Что — Томка? Скворцовская их даже не связывала. Димка сам по себе, ее институтская подруга сама по себе. Да, это ее сын. Ну и что с того — ведь он уже взрослый, самостоятельный человек. Нет никаких причин стыдиться такой связи. Никто никого не принуждал, они сошлись по взаимному влечению, долго были довольны друг другом. А сейчас…
Скворцовская застонала в бессильной досаде, едва не прикусила губу. Господи, как все нужно делать вовремя! Купила виллу, необходимо было сразу уезжать из России, остаться в Испании. Без работы не пропала бы, накоплений хватило бы на много лет, купалась бы сейчас в роскоши. А вместо этого валяется, как старуха Изергиль, в грязной одежде на омерзительной, вонючей кровати и тупо смотрит на стены с процарапанными надписями. Где фирменная одежда от легендарного Пако Рабанна? Где итальянские туфли? Где свежие устрицы с бутылочкой шабли? Где джазовая музыка, от которой она балдеет? А главное — где ее ненасытный Дима, который так умело ублажал ее прекрасное тело, одаривая ее неземным наслаждением.
Раздался звук открываемого замка, громко звякнула отодвинутая щеколда. «Скворцовская, на выход!» — закричал конвойный. Это он предупредил, что через несколько секунд зайдет. Мало ли в каком виде она окажется. Людмила Витальевна медленно встала, одернула на себе мятую одежду, автоматическим движением поправила прическу, господи, до чего же сальные волосы, просто стыд.
Наконец выкрашенная такой же серо-зеленой масляной краской, как и стены, дверь открылась…
Когда она увидела в кабинете следователя Диму, у нее от неожиданности подкосились ноги. Вот же он, золотой ее человек, два метра до него. Почему же она не может наброситься на него, сорвать одежду, расцеловать с ног до головы? Почему она сейчас лишена этого счастья?! Почему так несправедливо устроен мир?!
— Садитесь, Людмила Витальевна, — предложил Турецкий. Он сказал это бесстрастно, почти вежливо, хотя в душе все клокотало от злости на эту респектабельную даму, на совести которой кровь нескольких людей.
Сначала следователь попросил Дмитрия подробно рассказать о порядке прохождения ооновских денег, отправляемых из Нью-Йорка и регулярно оседавших после некоторых переводов на Кипре, о подготовке документации при оформлении покупок, а также отправке их адресатам. Скворцовская слушала его с равнодушным, даже несколько ироничным выражением лица. Подтвердить или опровергнуть показания Саврасова она, как и следовало ожидать, отказалась.
— После похорон матери вы улетели в Германию, — обратился Турецкий к Дмитрию. — Вы отправились туда по служебным делам?
— Нет, по личным.
На лице Скворцовской мелькнуло едва заметное удивление.
— Что вы называете личным делом? — задал очередной вопрос следователь.
— В Германии живет девушка, на которой я в ближайшее время собираюсь жениться.
Теперь уже впору было удивиться Турецкому — арестованная не прореагировала на это сообщение. Казалось, она пропустила слова своего любимчика мимо ушей. Александр Борисович нагнул голову, чтобы взглянуть в записи, у него подготовлены вопросы, и в этот момент Скворцовская стремглав вскочила со стула и с душераздирающим визгом набросилась на Дмитрия. Она повалила опешившего от неожиданности Саврасова на пол и стала молотить кулаками, крича: «Негодяй! Мерзавец! Свинья неблагодарная!» — не преминув добавить несколько забористых выражений, от которых покраснели даже присутствующие в кабинете конвоиры.
Милиционеры с трудом оторвали арестованную от своей жертвы, усадили на стул. Скворцовская поникла и неожиданно заревела. Лицо ее сморщилось и покраснело, уголки губ опустились, из превратившихся в щелочки глаз хлынули слезы. «Рушится! Все рушится!» — причитала она, словно деревенская баба на похоронах кормильца.
Дмитрий, получивший от нее несколько болезненных тумаков, по знаку следователя с облегчением ретировался из кабинета. Постепенно вода, нашатырный спирт, чистое полотенце сделали свое дело. Скворцовская успокоилась, перестала всхлипывать. Она снова приняла королевскую позу и заявила:
— Мне терять нечего — я все скажу.
Накануне вечером Тамара Афанасьевна позвонила ей и с места в карьер заявила, что хотела бы встретиться:
— Желательно это сделать до понедельника. Имеются важные новости, поэтому не стоит откладывать дело в долгий ящик.
Договорились, что завтра утром созвонятся, назначат время и место, чтобы во второй половине дня встретиться.
Так получилось, что охранник Ерофей Загорских впервые остался у нее ночевать.
Одно время Людмила Витальевна была в близких отношениях с Василием Загорских. И она, и он являлись противниками «служебных романов», все это рано или поздно становится заметным, начинается шушуканье. В данном случае альянс первого человека в банке и рядового сотрудника был вообще губителен для председательницы правления. Поэтому им удалось прервать любовные отношения, оставшись хорошими друзьями. Как мужчина Василий Скворцовской понравился, и с появлением брата-близнеца у нее появился к нему спортивный интерес. Внешне они такие одинаковые, а вот есть ли между ними разница в постели, думала она, интересно бы сравнить. Желанный случай подвернулся не сразу — только в эту пятницу она выдумала, будто банк провернул выгодную сделку, поэтому у нее радостное настроение, и предложила охраннику Ерофею отметить успех совместным ужином у нее дома. Дальнейшее было, как говорится, делом техники, которую Людмиле Витальевне не занимать. Деревенский увалень был потрясен тем разнообразием ласк, которыми осыпала его нежная женщина. Он и до того безропотно выполнял все приказания банкирши. Теперь же, после такой ночи, Ерофей был готов для нее в лепешку расшибиться.
Легли они рано, угомонились и проснулись поздно. Утром тоже долго ласкались. В любовном угаре Скворцовская и думать забыла о вчерашнем разговоре с Пресняковой, та сама позвонила.
Тамара сообщила, что днем ей обязательно нужно заехать на Кутузовский проспект в тот дом, где она когда-то жила. Там до сих пор много знакомых, и ее просили кому-то чем-то помочь. Она сказала, что освободится примерно в восемь часов. Такой расклад вполне устраивал Скворцовскую.