— Мне нравится, когда ты меня целуешь, — пробормотала она.

— Ты создана для поцелуев, — хрипло выдавил он. — Поцелуев, ласк и любви, малышка. Я давно понял, что могу вести себя как джентльмен, пока не прикасаюсь к тебе, но когда ты лежишь в моих объятиях и я глажу твои сладкие груди, совершенно теряю голову. Не могу припомнить, чтобы женщина воспламеняла столь исступленное вожделение в моих чреслах.

Филиппа удивленно воззрилась на него.

— Ты так сильно желаешь меня? — застенчиво спросила она. И прочла ответ в загоревшихся глазах.

— Да, я хочу тебя, малышка. И теперь рад, что эти несколько недель ты держала меня на расстоянии, ибо сегодня мы отправляемся в путешествие, которое закончится в водовороте ослепительного наслаждения для нас обоих.

Филиппа вдруг ощутила, что тает. Теперь она не была уверена, что сохранила силы говорить или двигаться. Он отстранил ее, но только чтобы стянуть камизу с плеч. Она чувствовала, как шелк скользит по телу, бедрам, ногам. Криспин поднял ее из складок ткани и вновь прижал к себе. Она осталась голой!

Бедняжка не знала, куда девать глаза. Горло перехватило.

Только немногие женщины видели ее обнаженной. И ни один мужчина. Что сказала бы королева? И бывала ли она когда-нибудь без одежды в присутствии короля? Вряд ли. Екатерина даже купалась в сорочке!

— Несправедливо! — упрекнула она. — Вы пользуетесь моей невинностью, милорд!

— Ты совершенно права, — согласился граф, снимая ее с колен. — Мне следовало тоже раздеться. И тогда мы снова будем на равных.

Он стащил через голову шелковую камизу и швырнул на пол.

— Ну вот, теперь ты довольна?

Руки Филиппы мгновенно взлетели, прикрыв глаза.

— О, милорд! Свечи все еще горят и освещают комнату! — вскрикнула она.

— Разумеется, — благодушно согласился он, отнимая ее руки от лица. Но Филиппа успела зажмуриться, — Почему твои глаза закрыты, дорогая?

— Потому что на вас ничего нет, милорд! Мужчине и женщине неприлично видеть друг друга нагими! Господь дал нам одежду, чтобы прикрывать стыд, так учит церковь!

— Если мы оденемся, я не смогу любить тебя, Филиппа, — резонно пояснил он. — И для того чтобы следовать заветам церкви и стремиться к продолжению рода, мы должны быть такими, какими нас создал Господь.

Он едва сдерживал смех. Пропади пропадом испанка Кейт и ее чертово благочестие! Неудивительно, что она не смогла родить королю здорового сына! Она так поглощена своей бессмертной душой, что внимания не обращает на земную плоть! Немудрено, что король поглядывает в сторону других, не столь набожных особ! Сколько лет Филиппа пробыла в ее обществе? Почти четыре года? Что же, за одну ночь он вряд ли сможет выбить у нее из головы все глупости, усвоенные от королевы и ее поповских советчиков, но попытаться по крайней мере стоит.

— Немедленно открой глаза, малышка! — скомандовал он. — Я твой муж и требую повиновения!

Густые ресницы взметнулись вверх. Филиппа, испуганная строгим тоном, смотрела в какую-то точку за его плечом.

— Да, милорд, — прошептала она. Ее щеки медленно багровели. Тонкая фигурка сжалась. Он потянул ее на себя. Девушка принялась вырываться. Но он не уступал, и Филиппа ощутила, как твердое мужское тело прижимается к ней. Их взгляды внезапно встретились.

— А теперь, Филиппа, я намерен ласкать каждый кусочек твоей восхитительной кожи и желаю, чтобы ты отвечала такими же ласками. И целоваться мы тоже будем. А когда наше сладострастие будет достаточно возбуждено, малышка, мы сойдемся как муж и жена, и ты немедленно прекратишь нести этот ханжеский вздор. Слияние наших тел, с Божьей помощью, даст жизнь нашим отпрыскам, а кроме того, подарит наслаждение, которого доселе ты не ведала, и это прекрасно! Подозреваю, что королева так и не узнала этого блаженства. И мне очень жаль. Но ты — не она, и помни это!

— Королева говорит, что жена должна непрерывно читать молитвы, перебирая четки, когда повелитель трудится над ней, — чопорно сообщила Филиппа.

— Никаких четок. И ни единой молитвы, пока мы вместе! Единственные звуки, которые должны срываться с твоих губ, — это крики наслаждения и мольбы не останавливаться! Тебе понятно, Филиппа?

Для пущей ясности он стиснул ее попку. Филиппа вскинулась, пытаясь избежать этих грешных ласк, но тут же задохнулась от изумления: в живот вжалось что-то твердое. Девушка в страхе попыталась отстраниться, но муж не позволил.

— Криспин! — вскрикнула она.

— Что-то случилось? — откликнулся он, весело блестя глазами.

— Пожалуйста, — прошептала Филиппа.

— Что именно «пожалуйста»?

По щеке бедняжки медленно поползла слеза.

— Как ты жесток! — вскричала она. Вместо ответа он слизнул соленую каплю.

— Да. Иногда человек должен быть жесток во имя добра, — пояснил он.

— Не понимаю, — призналась она, трепеща от непонятных чувств. Этот жест показался ей невероятно сладострастным.

— Пока не понимаешь, — поправил он. — Но обязательно поймешь.

И, подхватив ее на руки, понес к кровати.

Больше ей не удавалось избежать его взгляда. Оказалось, что телом он очень похож на статуи, расставленные в саду лорда Кембриджа. Мускулистый, хорошо сложенный, гораздо красивее голый, чем одетый.

Она тихо вздохнула, когда он накрыл ее собой.

Криспин успел заметить сверкнувшее в ее глазах восхищение, хотя она старательно отводила взгляд от его мужского достоинства. Он был очень осторожен, стараясь не раздавить ее. Вдоволь налюбовавшись раскрасневшимся от стыда лицом, он стал снова покрывать его поцелуями. В отличие от него она не была готова. Не стоило причинять ей ненужную боль, прежде чем завоевать приз ее девственности.

Но тут, к его удивлению, она стала застенчиво возвращать поцелуи, обхватив его шею. Он перевернулся так, что теперь она лежала сверху. Филиппа изумленно вскрикнула, но не протестовала. Он притянул ее к себе так, что налитые груди оказались совсем близко от его губ, зарылся лицом в душистую ложбинку между упругими яблочками и, не в силах сдержаться, стал лизать ее соски, пока она не застонала, так тихо, что он сначала не поверил, будто этот звук может исходить от нее. Он слегка прикусил соблазнительный бугорок, стал сосать, и она снова закричала, но не от страха или отвращения. Насладившись одним соском, он перешел ко второму, жадно впитывая вкус, запах, ощущение нежности. Филиппа, как в беспамятстве, мотала головой, колебля покрывало длинных волос.

— Это грешно! — прошептала она.

Он снова прикусил ее сосок.

— О, Криспин!

Но она не попросила его прекратить.

Он снова перевернулся, придавив ее к перине, и стал лизать круглые маленькие грудки, белую шею и то место, в котором нервно бился пульс, осыпал поцелуями ее плечи и руки, стал не торопясь сосать пальцы по одному. Скользнул языком по торсу, поцеловал небольшой холмик живота и замер, решая, куда двинуться дальше. Ему очень хотелось испробовать нектар ее девственности, но пока она слишком невинна для такой могучей страсти. Вместо этого он лег рядом и обнял ее, продолжая ласкать, пробираясь сквозь завитки на ее венерином холмике, вдавливая палец между пухлыми складками.