Первый год в старшей школе, сентябрь

– Как дела в школе? – спрашивает Райчел, когда я вхожу в комнату.

– Полный отстой, – бормочу я и сажусь в мягкое кресло в углу. – Всех волнует лишь одно: как ты одета. Только и разговоров, кто с кем общается и кто кому нравится. Сплошные дебилы вокруг.

Райчел смеется:

– Не может быть, чтобы все было так плохо.

– Мне там даже говорить ни с кем не хочется. Меня это выматывает, – отвечаю я со стоном. – К тому же Эшли, Ви и Хизер и так без умолку трещат – вряд ли кто-нибудь заметит, что я молчу.

– Ты и раньше предпочитала молчать. – (И тут ее карие глаза загораются.) – Слушай, Николь, а ты можешь быть загадочной девушкой, которая ни с кем не разговаривает. Это будет такой особый имидж. – Райчел озорно улыбается.

Я понимаю, что она старается меня развеселить. Но я и правда ненавижу эту треклятую школу. Там все только и делают, что… судят тебя.

– Да кому какое дело, молчишь ты или нет, – заявляет Райчел, когда у меня так и не получается улыбнуться. – Не хочешь – не разговаривай. Наблюдай. Станешь самой популярной девушкой в школе, не сказав ни слова.

– Серьезно? – Тут я уже не могу не улыбнуться.

– Люди – идиоты, – убежденным тоном замечает она. – Ну посмотри сама, с кем ты через силу заставляешь себя тусоваться. У этих девчонок на всю компанию и одной серой клеточки не наберется.

Я смеюсь, и она тоже смеется в ответ.

– Ты даже не представляешь, Райчел, как это тяжело, – говорю я, все еще улыбаясь. – Честное слово, мне приходится все время отключаться, я только головой киваю, делаю вид, что слушаю.

– Лучше бы у тебя хватило смелости послать их подальше. Я понимаю, ты не хочешь огорчать родителей, но эти девицы… – Райчел сердито фыркает. Мы с ней об этом уже говорили, и не раз. – Как я уже сказала, люди – идиоты и судят только по внешности. А эти твои, с позволения сказать, подружки готовы бегать за любым мужиком, был бы член.

– Райчел! – Я слегка шокирована.

– Ты же понимаешь, о чем я. Этим девицам выгодно с тобой дружить. Ты ведь у нас красавица, Николь. Парни за тобой толпами ходят, а значит, и за ними. Они выигрывают от общения с тобой.

– Грустно все выглядит, как тебя послушаешь, – качаю я головой.

Мы с Райчел даже не говорили об этом по-настоящему, но она знает, что я вижу себя не такой, какой меня воспринимают другие. Я словно бы подарочная коробка, красиво и аккуратно упакованная родителями. Полная ожиданий сплошного совершенства во всем – от волос и зубов до безупречно выглаженной одежды и отличных отметок. В той Николь, которой я предстаю перед всеми, нет ничего настоящего, и, глядя в зеркало, я вижу только мираж. Чувствую себя насквозь фальшивой.

Никто и понятия не имеет, что там, под этой идеальной прической. Одна только Райчел знает.

– Дорого бы я дала, чтобы своими глазами увидеть, как ты молчаливо царишь в школе.

– Я бы тоже хотела, чтобы ты была рядом, – вздыхаю я. – Ты моя единственная настоящая подруга. У меня, кроме тебя, никого нет.

– И у меня тоже, – усмехается Райчел.

– Значит, нам нужно как-то пережить старшую школу – вместе, хоть и по отдельности, – заявляю я.

Райчел молчит. Опускает глаза, разглядывает свои руки.

– Не надо за меня переживать, – говорю я. – Все будет хорошо. Ты должна верить, что в один прекрасный день вернешься в Ренфилд. Кстати, я уже начала составлять список, что нам нужно сделать после выпуска.

– Да? – оживляется она. – И какой там первый пункт?

– Уехать на все лето путешествовать с рюкзаком по Европе.

– Предки тебя ни за что не отпустят, – смеется Райчел.

– Вообще-то, в Гарварде даже поощряют студентов проводить первый год за границей, чтобы посмотреть мир. Вот увидишь, родители решат, что это отличная идея.

– Тогда давай и будем путешествовать не одно только лето, а целый год. Весь мир объедем. Когда еще у нас будет целый год свободный?

– Верно. Перепишу. – Я достаю из сумки желтый листок в линейку, зачеркиваю «на все лето» и пишу сверху «на целый год».

– Дай-ка поглядеть, – просит Райчел и протягивает руку.

Я встаю, сажусь с ней рядом на кровать и протягиваю ей листок.

Райчел читает вслух:

– «Полетать на воздушном шаре. Помочь кому-то, кто не хочет, чтобы ему помогали». – Она поднимает на меня глаза и улыбается. – Мне нравится. – Молчит, потом говорит: – О, знаю! Давай еще вот что сделаем. – Берет ручку и пишет: «Помочь детям вспомнить, что они дети, даже если у них в жизни все паршиво».

У меня сжимается сердце… но это хорошее чувство.

А Райчел снова читает вслух:

– «Влюбиться». – И приписывает в скобках: «В Кэла». Добавляет еще один пункт: «Потерять девственность с Кэлом».

– Райчел! Это же список того, что мы должны сделать вместе!

– Я тут тоже скобки поставлю. А ты можешь влюбляться и терять девственность, с кем захочешь.

– Ну вот еще не хватало. – Одна мысль о том, чтобы заинтересоваться парнем, не говоря уж о том, чтобы влюбиться, кажется мне невероятной. Почти все молодые люди, которых я знаю, меня бесят… кроме Кэла. Хотя с ним я больше и не разговариваю. К тому же я не могу обидеть Райчел – она ведь моя лучшая подруга. Я даже обещала ей давным-давно, что никогда и ни за что так не сделаю.

– Дай посмотреть. – Я забираю у нее листок. – «Скатиться кубарем с холма»? Серьезно?

– А когда ты последний раз скатывалась с холма? – спрашивает она.

– Никогда, – тихо говорю я.

– Вот именно.

Я пишу: «Заново пережить самый лучший день в своей жизни».

– И какой же это день? – спрашивает Райчел.

Я улыбаюсь:

– Пока не знаю.

Весь измученный и разбитый, я опускаюсь на продавленный диван в «Бин баз». Целый день ездил по Креншо, искал Ниель. Но так и не смог ее найти.

Я побывал во всех местах, какие только пришли в голову: в отеле, приюте для бездомных, комиссионном магазине у Элейн, больнице, медпункте, «Старлайте» – и еще раз, по второму кругу. Колесил по улицам наугад в надежде увидеть ее. Звонил. Слал эсэмэски. Только что не выкрикивал ее имя на улицах, хотя и об этом уже подумывал. Ниель нигде нет, и я понятия не имею, что мне теперь делать.

– Тяжелый день выдался? – Напротив с книгой на коленях сидит симпатичная девушка в свитере с глубоким вырезом.

– Очень, – отвечаю, проваливаясь глубже в диван. Такое ощущение, что все тело сейчас рассыплется на части.