приватно.

— Конечно. Почему нет?

— Хорошо, — Чарушина прикрыла дверь и подошла ближе. — Мне необходимо узнать некоторые подробности о том дне, когда все это случилось с женой Тураева.

— Так я ничего не знаю, — Сергей прикурил и прислонился плечом к стене.

— Но ведь это вы обнаружили, что ее нет в доме? Как это произошло?

— Просто ставил хозяйский автомобиль в гараж и увидел, что ее машины нет.

— Ага… А сама Лиза, какой она вам показалась? Вообще. Вы ведь пересекались с ней?

— Нет. — Сергей вытянул руку и стряхнул пепел вниз. — С чего бы мне с ней пересекаться? Я водитель Тураева.

— А как же какие-то поручения, покупки… Ну, не знаю, помощь в ремонте?

Водитель усмехнулся:

— Скажете тоже. Я не нанимался за бабскими покупками ездить. — Он глубоко затянулся, пристально разглядывая Надю. — Может и вы мне тогда расскажете? Каково это?

— Что? — растерялась Чарушина.

— Знать, что твой мужик чужую бабу задушил, а потом свалил?

Надя почувствовала, как к ее щекам прилила кровь. Она открыла рот и несколько секунд пыталась выровнять дыхание. Вопрос водителя, да еще заданный таким тоном, обескуражил и будто вновь поднял ил с ее души, как со дна реки.

— Я не собираюсь обсуждать с вами свои дела! — выпалила она ту же фразу, которую до этого говорила Кораблеву.

"Господи, словно в прошлой жизни!.."

— А я, значит, должен с вами свои дела обсуждать? — весело парировал водитель и коротко хохотнул.

До этого Наденька старательно избегала общения с подобного рода мужчинами. Ну что могло быть у нее общего с человеком, который даже во время курения не вытаскивает изо рта жевательную резинку, а также не стесняется пускать дым в ее сторону? Нет, ей и Половикова предостаточно… Однако за эти несколько дней Чарушина успела осознать, что судить о человеке по внешней обертке действительно глупо и непрофессионально, поэтому она облокотилась руками о подоконник и тихо произнесла:

— Каково это знать, что тебя предал любимый человек? Странный вопрос…

Она смотрела прямо перед собой на живущий своей жизнью город. Ветер шевелил ее волосы и холодил все еще пылающее лицо. Там, внизу, ездили машины и ходили люди. Мамы гуляли с детьми в том самом парке, о котором говорил Тураев, и Надя хотела так же, как они, катить коляску по асфальтовой дорожке, и чтобы рядом шел Ржевский и рассказывал ей о том, как он ее любит. Сквозь детский гомон и шум листвы она бы прислушивалась к его голосу и сладко вздрагивала, когда их ребенок морщил бы крошечный носик от легкого дуновения ветерка…

— Если бы я только могла хоть что-нибудь изменить… Вернуться в тот торговый центр, не ездить на дачу… — пробормотала она и перевела взгляд на водителя. — Вам, наверное, кажется, что это все женские нервы. Но разве с мужчинами подобного не происходит?

Его челюсти, сделав очередное жевательное движение, застыли. Наденька успела разглядеть, что глаза у него очень темные, почти черные, зрачки едва различимые, отчего и взгляд кажется таким невероятно тяжелым.

— Я не понимаю, — покачал он головой.

— Дело в том, что, когда доверяешь, становишься слабым, уязвимым, и не ждешь подножки в самый неподходящий момент. Ты думаешь, что занимаешь свое законное место, но кто-то уже дышит тебе в спину. Но есть еще один вариант: ты сам воспользовался тем, что тебе никогда не принадлежало. И вот это, наверное, самое страшное. Принять подобное порой просто невозможно. Но надо. Простите меня, Сергей, это все, наверное, сложно понять… — Надя вздохнула и вновь посмотрела в окно.

Мимо пролетел окурок.

— Все совершают ошибки, — раздался его голос совсем рядом.

— Согласна. Но чтобы убить человека, нужно очень его ненавидеть.

Надя скосила глаза, наблюдая, как мужчина разминает суставы на пальцах. Вспомнила Жу и то, как старая китаянка говорила о Лизе Соловьевой. Как все это увязывалось между собой, Надя не понимала. И все же точно знала, что идет по нужному пути. Необходимо было сделать еще один шаг. И она была к нему готова.

Зашумел лифт. Наденька вдруг опомнилась:

— Сергей, а вы случайно мою машину не пригнали?

— Нет. Но тут остановка неподалеку. Как раз до завода.

— Это куда надо идти?

— Выходите из ворот, и во-он туда, — он вытянул руку, указывая вправо. — Видите поворот?

— Нет, — Надя привстала на цыпочки и чуть подалась вперед, следя за его пальцем. — А, кажется, вижу! — На ее поясницу легла тяжелая ладонь. — Я поняла, спасибо…

Чарушина сделала попытку отодвинуться, и этот момент двери лифта раскрылись. Из него вышли две женщины с узкой тележкой, в которой находились специальные швабры и бутылки с уходовыми и чистящими средствами.

Сергей убрал руку и улыбнулся Наде.

— Ну все, мне пора! — сказала она. — Вы уж тут сами… Ой, я же сумочку забыла!

— Сейчас принесу, — ответил водитель и скрылся в квартире.

— Можно уже приступать? — спросила одна из женщин. — У нас тут паркет указан.

— Думаю, да, там паркета много, надолго хватит, — пожала плечами Наденька и достала телефон. Зарядки оставалось мало, так что она решила никому не звонить, пока не доберется до своей машины.

Постучав пару раз для приличия в дверь, уборщицы вошли. Чарушина просунула одну ногу в лифт, придерживая его, а когда появился Сергей, просто забрала свою сумку из его рук.

— До свидания, Надежда Николаевна, — сказал он.

— Всего доброго, Сергей, — ответила Надя.

Двери лифта сомкнулись, а ей почему-то подумалось, что этот Сергей, в общем-то, даже несмотря на его тяжелый взгляд, не такой уж и противный…

Когда Надя вышла за ворота, ею вдруг овладела дикая слабость, а сердце, наоборот, забилось так сильно, будто она не в лифте ехала, а спускалась с тринадцатого этажа вприпрыжку. Через несколько метров от дома Чарушина обернулась и подняла голову. Коридорное окно было уже закрыто, и теперь все стекла отливали матово-серым цветом, отражая тяжелое пасмурное небо.

— Мне надо перестать думать о себе, — пробормотала Надя и отвела взгляд. — Это никому неинтересно. Даже мне самой. — От этой мысли ей стало даже как будто легче. Нет, определенно, легче. Наденька глубоко вздохнула, задержала дыхание, а затем медленно выпустила воздух через рот. — Все, что было до меня, мне не принадлежит…

Остановка должна была вот-вот показаться из-за блочной пятиэтажки, и Чарушина чуть прибавила шагу. Однако у последнего подъезда она остановилась и села на деревянную перекошенную лавочку, обитую поверху цветной клеенкой. Прямо перед ней за оградкой оказалась клумба с вырезанными из пластиковых бутылок лебедями, выкрашенными белой эмалью. Надя осторожно просунула кончики пальцев в карман, словно боялась пораниться. И точно, ранка на