важном предмете. Я думаю, что можно было бы обработать для сцены «Адскую Комедию», и что Бокаж, с помощью всего двух актеров, был бы в состоянии сыграть ее. Это требует пояснений. Я не знаю, что из этого может выйти, но так как вы для меня личность, всегда предвещающая счастье, то я предчувствую, что из этого что-нибудь да выйдет, раз вы первая об этом заговорили.

Ваш верный – Мицкевич».

Жорж Санд тотчас же исполнила его желание и известила его о том коротенькой запиской, приводимой сыном Мицкевича:[271]

«Я передала драму Бокажу. Я жду его ответа».

«Барские Кондефераты», несмотря на все хлопоты Жорж Санд и ее друзей, так и не попали на сцену, а сама рукопись, ходя по рукам, растерялась. Остались лишь первые два действия, которые сын Мицкевича напечатал в его «Посмертных Сочинениях», приложив к ним, по поводу утраты рукописи, переписку с Жорж Санд (которая говорит, что после того, как она передала ее Бокажу, больше в ее руки эта рукопись уже не возвращалась), графиней д‘Агу, Мальфилем, Альфредом де Виньи, Гжималой и т. д., – словом, со всеми, кто между 1837 и 1843 гг. принимал участие в попытках поставить на французскую сцену эту драму.

В только что приведенном письме Мицкевич упоминает о «Небожественной Комедии» Красинского, названной им по-французски, как здесь, так и в читавшихся им в те годы в «Collège de France» лекциях по славянским литературам, «Адской Комедией» (La Comédie Infernale). И вот, с одной стороны, именно к этим лекциям Мицкевича и к желанию его содействовать всеми способами распространению славы Красинского и, в частности, его «Адской Комедии», а с другой стороны, к горячей поддержке словом и делом, оказанной ему в этом Жорж Санд, – и относится, главнейше, целый ряд неизданных писем Мицкевича и общих друзей, прикосновенных к этому делу, а также и одно, никогда никем не упоминаемое и в наши дни даже сандистам неизвестное произведение Жорж Санд, о котором мы сейчас упомянем и на которое в печати дважды указывал Владислав Мицкевич – раз по-французски и раз по-польски.

Еще 22-го декабря 1840 г., Мицкевич начал в «Collège de France» свои лекции по кафедре славянских литератур. Слава этих лекций вскоре распространилась далеко за пределы университетских кругов и стала привлекать в его аудиторию не только массу молодежи, но и многих из самых выдающихся в те годы ученых и писателей...

Уже г. Христиан Островский, переведший в сороковых годах произведения Мицкевича на французский язык, цитировал в предисловии ко второму изданию своего перевода статью известного публициста Ипполита Люкаса, который, рассказывая в одной парижской газете о лекциях Мицкевича зимой 1842 г., говорит, между прочим, следующее: «Гг. Ампер, де-Монталамбер, де Сальванди, Мишле, Сент-Бёв, Жорж Санд, – вот те особы, которые во имя цивилизации приходят, чтобы овладеть той новой половиной сферы мысли, которую польский ученый взялся открыть пред нею»...

Сеит-Бёв также сообщал своей приятельнице, M-me Жюст Оливье (в январе 1841 г. еще не приехавшей в Париж), о посещении им самим и Жорж Санд лекций Мицкевича в таких выражениях:

«С тех пор, что я вам писал, я слышал Мицкевича (не поздоровавшись еще с ним, так как мы все еще ищем друг друга), – слышал его на расстоянии и остался очень доволен. Есть красноречие в самых его запинках, а глубокое выражение его подчеркивается усилиями. M-me Санд очень аккуратно посещает эти лекции, и на днях ей там аплодировали»...[272]

Наконец, и Дюмениль[273] сообщает своим родным, что когда бывает на лекциях Мицкевича и устает записывать, то подымает голову и поочередно смотрит то на лектора, то на M-me Санд.[274]

Очевидно, слушательница эта обращала на себя всеобщее внимание на лекциях славянского поэта.

Самая точка отправления Мицкевича, его проповедь великого призвания польского народа и славянства вообще вполне отвечали идеям Леру, а следовательно, и тогдашним верованиям Жорж Санд. И вот, прежде всего Жорж Санд поспешила добыть текст лекций Мицкевича для помещения в издававшейся ею сначала в сообществе с Леру и Виардо, а потом Фердинандом Франсуа, «Revue Indépendante», и для этого обратилась к другу, последователю и французскому издателю Мицкевича, слависту и ориенталисту Александру Ходзько.[275] С Ходзько у Жорж Санд незадолго перед тем завязались особенно дружеские отношения, благодаря тому, что, заинтересовавшись сочинением его о персидской поэме «Курроглу,[276] она поместила в своей «Revue Indépendante», вслед за несколькими сочувственными строками об авторе исследования, целый краткий пересказ самой поэмы.[277]

Хотя о книге Ходзько уже лестно отозвались английские журналы, «Атенэум» (Athenaeum) и «Азиатская Газета» (Asiatical Journal), но Ходзько хорошо оценил ту громадную услугу, которую Жорж Санд оказывала ему своей статьей:

«Быть введенным в известность среди европейской публики посредством такого могущественного орудия, как ваше золотое и толковое перо», – писал он ей на своем несколько вычурном французском языке, 17 декабря 1842 г., в ответ на ее письмо от 15-го, в котором она просила его прислать ей отрывки из его книги для своей статьи, – «это такое преимущество и такой почет, что, как вы и сами хорошо знаете, никакое самолюбие не смеет ни рассчитывать на них, ни заслуживать их»...

И вот, когда, посещая лекции Мицкевича зимою 1842-43 г., Жорж Санд захотела это свое «золотое и толковое перо» вновь заставить послужить славе великого польского поэта, она обратилась прежде всего к тому же самому другу Мицкевича, Александру Ходзько, прося его доставить на этот раз уже не собственное его сочинение, а стенографический отчет лекций Мицкевича. К этому новому литературному замыслу ее относятся следующие строки Ходзько:

«М. Г. Тетради, которые я при сем прилагаю, вместе с теми, которые уже находятся у вас, – составляют все, что до сих пор появилось из лекций г. Мицкевича нынешнего года. Как только будут напечатаны новые стенографические отчеты, я не премину вам прислать их. Он подосадовал бы на меня, если б узнал, что вы ознакомились с ними, прежде чем он просмотрел и исправил ошибки переписчика. Потому я и прошу вас не говорить, что вы получили их от меня. Печатное произведение становится общей собственностью, а следовательно, может попасть также и в ваши руки. Для нас слишком важно ваше мнение, М. Г., и мы смотрим на идею, из которой наш профессор почерпает свои самые прекрасные вдохновения, не только как на вопрос литературный, но как на факт, как на неоспоримую истину, на которой