Господи. А он-то хотел извиниться. В выходные у нее явно сдали нервы, но эта выходка уже не лезла ни в какие рамки. Джеймс не думал, что Анна настолько злопамятна. Он, вот уж верно, промахнулся с оценкой.

Он считал ее милой? Ха-ха. Нужно доверять первому впечатлению.

Джеймс вернулся на место. Шло время, разговоры в комнате велись шепотом. В конце концов Гаррис не выдержал напряжения и не стал дожидаться Фи.

– Слушай, Джеймс. Ну и каково знать, что тебя выкинут отсюда? – ехидно поинтересовался он. – Ты получишь пинка под зад. Будешь питаться на помойке…

– Да, очень смешно, Гаррис, ты прямо король юмора, – ответил Джеймс. – Позволь, я кое-что уточню. Когда я сказал, что среди придурков есть пара исключений, я уж точно не тебя имел в виду.

Это было сродни проблеску света в конце мрачного туннеля. Шутка вызвала на удивление громкий смех. Гаррис скривился так, словно учуял тухлую рыбу.

Слова «уйти в работу с головой» часто используют в негативном смысле – как способ уклониться от решения проблем. С точки зрения Анны, впрочем, намного лучше было броситься в работу, чем в воду, в чужую постель или в аптеку за таблетками. Кстати, о чужих постелях: она внезапно пообщалась с необыкновенно сочувственным Лоренсом, который хотел извиниться за дурацкую выходку на школьном выпускном. Анна совершенно не сомневалась, что это их последний разговор – если только она верно понимала, какую цель преследовал Лоренс.

Мишель была права: Анна радовалась, когда вновь вернулась к работе. Прочитав воодушевляющую лекцию третьекурсникам, она шагала через кампус, впервые за несколько недель чувствуя себя бодрой. Сжигание дневников было, конечно, ритуальным, но оно произвело желаемый эффект. Она охотно сожгла бы заодно с ними и чучело Джеймса.

По пути из лекционной аудитории к себе в кабинет Анна услышала звонок мобильника в сумке и взглянула на экран, как только положила папки на стол и освободила руки. Достав телефон, она с досадой увидела имя Джеймса Фрейзера. Он прислал голосовое сообщение.

Это был дурной знак. Мишель сказала бы, что Джеймс нашел в себе силы извиниться, но Анна сомневалась, что гордыня ему позволит. И в любом случае не в понедельник с утра.

Она включила сообщение.

– Анна, я понятия не имею, что ты там задумала, но твоя последняя выходка – уже откровенное свинство. Я тебя настоятельно прошу перезвонить. Если ты думаешь, что сможешь избежать встречи, не отвечая на звонки, я просто приду и буду сидеть у вас в вестибюле, пока ты ко мне не выйдешь. Кажется, свободного времени у меня скоро будет в избытке.

Щелчок.

Какая выходка? Анна подумала: что-то случилось. Пытаясь отогнать страх и набраться смелости, она набрала номер Джеймса. Он ответил не сразу – и по шуму транспорта она догадалась, что Джеймс выбежал для разговора на улицу.

– Привет. Ты хотел поговорить? – спросила она. – Я не избега…

Анна не успела закончить.

– Да, хотел. Объясни, с чего ты взяла, что это – адекватная реакция на шутку двадцатилетней давности? Что будет очень здорово, если я потеряю работу? Знаешь ли, сейчас у меня кое-что появилось, чего не было в шестнадцать лет. Называется закладная. И счета.

– В каком смысле – адекватная реакция?

– Письмо. С аудиозаписью.

– Какое письмо?

– Господи, да тебя слушать тошно. Ты что, правда собираешься притворяться, что не ты его прислала?

Анна отодвинула кресло и встала. Сердце у нее заколотилось.

– Честное слово, я понятия не имею, о каком письме ты говоришь.

Она проговорила это с такой энергией, что на мгновение настала тишина.

– Кто-то прислал в мою фирму запись, на которой я ругаю свою работу и коллег. Запись, сделанную в тот день, когда мы записывали текст для приложения у вас в лекционном зале. Я разозлился и наговорил лишнего, но я и понятия не имел, что ты все записала.

Анна молчала, как громом пораженная. У нее закружилась голова.

– Я и не знала про эту запись. И я точно ее не посылала.

– Значит, какой-то другой сотрудник университета подслушал наш разговор и пустил запись в ход через неделю после того, как мы с тобой поругались? Есть подозреваемые? Сомневаюсь, что для отгадки Пуаро понадобилось бы допрашивать всех, кто сидит в гостиной…

– Нет. – Анна мерила кабинет шагами, чувствуя исходящий от телефона жар. – Я думала, что мы записали только вопросы и ответы. Мне даже результаты не прислали. Ты сказал, письмо отправили по электронной почте?

– Да. С пометкой «Университет», но с анонимного ящика.

– Если бы запись прислала я, то не стала бы скрывать. Какой смысл? Как ты верно заметил, все и так бы подумали на меня.

– Тогда кто?

– Не знаю.

Джеймс выдохнул. Он явно не смягчился, и Анна прекрасно понимала почему. Он угодил в беду, притом без возможности свести счеты с врагом.

– Подожди…

– Что?

– Запись делал мой коллега Патрик. Он единственный, кому я рассказала про наш разговор. Он невзлюбил тебя с самого начала. Не исключаю, что он прослушал всю запись целиком. Правда, все равно не понимаю, зачем Патрику присылать письмо.

– Это такой рыжий?..

– Ну да.

– Кажется, я его помню. Он знал, что мы поссорились?

– Нет. Лично я ему не говорила. – Но… по словам Мишель, Патрик хотел знать, почему Анны не было на работе. – Наверное, Патрику рассказала Мишель.

Джеймс вздохнул.

– Великолепно. Полное поражение, – сказал он, но уже не с такой яростью.

– У тебя большие проблемы?

– Во время перерыва меня, вероятно, вдребезги разнесет шеф. А завтра, скорее всего, я начну искать новую работу. Если не буду валяться под столом в пабе.

– Если я поговорю с твоим шефом, это поможет?

– Можешь попробовать, но толку будет немного, если она получила запись. Проблема ведь не в том, кто что сказал, а в том, что все это слышали.

– Извини, что так вышло.

– Спасибо. И ты меня тоже извини. Увидимся.

Он положил трубку.

Анне пришлось укрепиться духом, прежде чем проделать короткий путь до кабинета Патрика. Она не знала, что именно ей предстояло выяснить, но не сомневалась, что приятного будет мало. Неужели запись правда отослал Патрик? Как он мог! И как она собирается его обвинить… не обвиняя?

Она постучала в дверь и вошла, как только Патрик сказал: «Да-да!»

– Доброе утро! Тебе полегчало? – спросил он.

Анне показалось или вид у него был встревоженный?