Постепенно она пришла в себя.

— Единственная моя, — шептал он. — Счастье мое… Наконец ты со мной, живая и здоровая, родная моя… Все складывалось против нас, но сейчас нас ничто не разлучит, ничто не разделит… Наверное, думала обо мне плохо, думала, что я забыл о тебе. Но это не так! Клянусь тебе, что это неправда! Скажи, что веришь мне!

Она ласково прижалась к нему.

— Верю, верю, верю…

— Ты еще любишь меня?

— Люблю. Люблю тебя так, как никогда прежде не любила.

— Солнышко мое! Чудо мое! Скажи, ты не думала обо мне плохо?

Он заметил в ее глазах колебание.

— Плохо не думала, — отозвалась, наконец. — Совсем нет. Только мне было очень грустно. Я так ждала… Так сильно ждала… Столько дней.

— Поверь мне, — сказал он, вдруг став серьезным, — ты была счастливее меня. И я столько же дней пережил, но были они во сто крат, в миллион тяжелее твоих, потому что я ничего не ждал.

Он умолк и добавил:

— Меня обманули.

— Не понимаю, — покачала головой Марыся.

Лешеку тяжело было сказать правду, но, наконец, он выдавил из себя:

— Скрыли от меня, что ты… выжила. Нет, я не думаю, что это сделано умышленно. Вначале твое состояние было безнадежным, а потом… Ведь никто не знал, что ты для меня значишь, поэтому мне не сообщили, что ты жива.

В глазах Марыси заблестели слезы:

— Сейчас понятно… И… и грустно тебе было, что меня больше нет?

— Грустно ли?! — воскликнул он. — Марыся! Вот доказательства! Смотри!..

Он сунул руку в карман, во второй, обыскал все.

— Должно быть, эти письма оставил в Людвикове на столе. Прочтешь их завтра.

— Писал мне. Лешек? — удивилась она.

— Не тебе, счастье мое! — возразил он, закусывая губу. — Это прощальные письма к родителям, друзьям. Я приехал вчера и сегодня утром написал их. А вечером…

Он посмотрел на черные окна, до половины засыпанные снегом:

— В это время… меня уже не было бы.

— Лешек! — вскрикнула она в ужасе.

Они обнялись, и их слезы смешиваясь, ручейками потекли по щекам. Они плакали над горьким прошлым, сердечными переживаниями, над отчаянием, плакали над своим счастьем, таким большим и необъятным, что в его беспредельности они чувствовали себя маленькими, потерянными и несмелыми.

Лешек не ошибался. Выезжая из доме в полусознательном состоянии, он, действительно, оставил письма на столе рядом с еще не подписанными конвертами. После его отъезда в Людвикове начался переполох. Экономка, пани Михалевская, переволновавшись, потеряла сознание, а позже, придя в чувство, рассказывала о разговоре с Лешеком так путано, что прошло много времени, прежде чем удалось понять, что к чему. В этой запутанной истории разобрался пан Чинский, за которым, конечно, не медля ни секунды, послали на фабрику. Он не ограничился допросом Михалеси. От слуг он узнал, что Лешек вызывал садовника, а садовник рассказал, что ему было приказано срезать все самые красивые цветы в оранжерее.

Само собой разумеется, пан Чинский не пренебрег утверждением экономки, что она застала Лешека, когда он писал письма. Пан Чинский был достаточно осторожен, поэтому, несмотря на энергичные требования членов семьи, он никого не впустил в комнаты сына и сам ознакомился с содержанием писем. Во время чтения руки пана Чинского начали дрожать, на лбу выступили капли пота. Письма и рассказ экономки совершенно определенно раскрывали причины апатии Лешека и его внезапного отъезда.

И когда вернулась пани Чинская, пан Станислав, пригласив ее в кабинет, смог связно описать ей происшедшие события, а также дать им верное толкование:

— Сегодня утром Лешек позвал садовника и велел ему срезать почти все цветы в оранжерее, сказав, что заберет их сам, но не объяснил куда. Потом начал писать письма. Я позже дам их тебе, дорогая Эля, ты прочтешь их, но хочу тебя заверить, что опасность уже миновала.

— Какая опасность? — деловито спросила пани Чинская?

— Намерение Лешека покончить жизнь самоубийством.

— Абсурд! — нахмурила броня пани Чинская.

— Читай! — ответил муж, подавая ей исписанные листочки бумаги.

Она читала быстро, и только ускоренное дыхание свидетельствовало о ее глубоком переживании. Закончив читать, она продолжала молча сидеть, закрыв глаза. Лицо ее мгновенно состарилось.

— Где он? — тихо спросила она.

— Послушай дальше. Письма остались здесь, потому что в комнату вошла Михалевская. Лешек спросил ее, на каком кладбище похоронена та девушка, о которой с таким отчаянием он пишет в своих письмах. Михалевская, разумеется, была удивлена и рассказала ему, что девушка жива. Она подсказала ему также, где ее можно найти. Можешь себе представить, какое впечатление произвела эта новость на Лешека. У него был нервный приступ или что-то в этом роде. Потом он как сумасшедший помчался в конюшни запрягать лошадей, ему едва успели принести шубу и шапку. Он направился в сторону Радолишек, наверное, на эту злосчастную мельницу, где, как тебе известно, живет девушка по имени Марыся.

— Ты послал за ним кого-нибудь?

Пан Чинский пожал плечами.

— Это бессмысленно, с ним кучер. Ожидая твоего возвращения, я не принимал никакого решения. Однако долго размышлял над ситуацией и пришел к определенному выводу. Если не возражаешь…

— Слушаю тебя.

— Теперь мы уже знаем, что чувства Лешека к этой девушке не мимолетное увлечение, а глубокая любовь.

— Это абсурд, — закусила губу пани Чинская.

— Я согласен с тобой, но нам следует считаться с объективными фактами. Совершенно очевидно, что он любит ее. Никто не расстается с жизнью от отчаяния из-за гибели просто милого человека. Это одно. И тут он узнает, что девушка жива, и получает такое нервное потрясение, что пугает всех домочадцев. Ничего удивительного в этом нет: человек, который несколько месяцев находился в глубокой депрессии и обдумывал планы самоубийства, вдруг находит все, что потерял. Тогда он вспоминает, что это именно ты, его родная мать, рассказала ему о смерти девушки. Он понимает также, что мы оба не сообщили ему о ее выздоровлении. Теперь представь себе, что он думает о нас, как он нас ненавидит!

Пани Чинская прошептала:

— Я же ему не лгала. Во всяком случае, была уверена, что говорю правду.

— Однако когда ты убедилась в обратном, то решила скрыть от него правду.

— Я не скрывала. Просто не думала, что это так важно для Лешека.

Пан Чинский сделал неопределенный жест рукой.

— Ошибаешься, дорогая Эля. Ты со всей определенностью сказала мне, что нужно скрыть от Лешека выздоровление Марыси.