Чем на Малой Грузинской, хорошо бы подбивать бабки, как они…

Жительница Нью-Йорка Нина Бейлина таскает меня за собой в свои итальянские турне и мастер-классы – то в Абруццо в Сульмону, то в Тоскану в Массу Мариттиму, то в Турин, то в Рим – лишь бы побыть вместе. В Массу Мариттиму (какой город! какой собор!) на её концерт и на моё семидесятипятилетие приехали из Рима Букаловы и Станевские. (Алёша – корреспондентом ИТАР-ТАССа, а Феликс – советником советского посольства). Выйдя из загородного ресторана, Людочка заметила в чистом поле телефонную будку и подумала вслух: а ведь в Москве на два часа больше; значит, у Разгонов уже справляют Юлин день рождения (долгие годы справляли)…

Давайте позвоним!

И мы, по очереди, долго восклицали, друг другом восхищались, не опасаясь высокопарных слов, – с Лёвой, с Рикой, с их дочерью Наташей, с Луковниковыми, с моей Натальей Михайловной, приготовившей им ужин. Наверняка, были и пирожки с капустой…

У меня в Милане, на круглом диване, по меткому выражению Льва, переспала вся русская литература: Фазиль Искандер, Натан Эдельман, Игорь Виноградов, Юлий Крелин, Нина Николаевна Берберова, Асар Эппель, Порудоминские, Чудаковы… Так что грех жаловаться, бывают просветы!

А 25 августа, какая бы жара ни стояла в Милане, я тут как тут: меня ждёт главный в году «любви счастливый момент» – международная телефонная поздравительная конференция. Говорит Москва, Петербург, Нью-Йорк, Ньютон (Бостон), Италия, Германия… Из Калифорнии звонят Петя Немировский (Ленин двоюродный брат) с Инной. У меня хранятся на память от них два документа и набор столового серебра. Первый документ это стихотворение их сына Саши на мой отъезд:

Ныне Александр Немировский – преуспевающий в области компьютеров американский бизнесмен, отец семейства и по-прежнему спортсмен и поэт. Недавно они с женой Сашей меня навестили.

Второй документ – профессионально безупречный (Петя в Москве был начальником конструкторского бюро) план интерьера. Немировские гостили у меня в Милане лет 15 назад, накануне моего переезда на другую квартиру – из роскошного, не по средствам, особняка работы Джо Понти с террасой в 68 квадратных метров под могучей глицинией в нынешнюю, куда более скромную. Вымеряв до сантиметра все габариты, Петя «расставил» – уместил на бумаге – в двух небольших комнатах почти всю мою немудрящую, но необходимую мебель.

На другое тимуровское дело у него ушло года два. Уезжая из СССР насовсем, я не имела права взять с собой «ценные» мамины ножи-вилки-ложки (как Нина – скрипку). Петя никак не мог этого допустить и, после моего отъезда, вручил тяжёлую коробку приятельнице из Будапешта; та через пару лет приехала в Милан, и я снова вступила во владение маминым столовым серебром.

В скобках. Незадолго до этого у моей Эми Мореско побывали воры и украли, среди прочего, столовое серебро. «Чтобы я на старости лет стала тратить миллионы на вилки-ложки? И не подумаю! Куплю пластмассовые!» Пластмассовые с её фешенебельным домом никак не вязались. Я подарила ей мамины. Годы спустя, когда вскрыли завещание Эми, первым пунктом в нём стояло: «Вернуть Юле столовое серебро».

С наступлением перестройки объявились мои ленинградские родственники – двоюродные брат, две сестры и их дети. Чтобы не подводить их под монастырь, – кое-кто из них был на ответственной работе, – я на много лет как в воду канула. Лёва Разгон вспоминал: «Однажды, когда я выступал в Ленинграде (после выхода в свет его мемуаров «Непридуманное» он не сходил с эстрады и с телевизионных экранов) и упомянул о своих поездках в Италию, ко мне подошёл человек интеллигентного вида и спросил, не встречал ли я в Милане тебя. Я выдал ему полную информацию. Он не знал, как благодарить.» Это был мой двоюродный брат Владимир Малев, сын тёти Лены.

Он прорезался первым. За ним – дочь моей тёти Аси, Тамара Васильева, тёплый, сердечно преданный мне человек, врач на пенсии. Вскоре выяснилось, что двое моих племянников – физик-математик Игорь Малев и программист Миша Замбровский с программисткой Таней и их сыном-студентом Семёном (названным так в честь моего мужа Сени) – в Германии. (А я то боялась объявиться!) Ребята побывали у меня в Милане. Под конец и Вова Малев переселился с Софой на пенсию во Франкфурт. Позванивает из Петербурга брат Миши, бизнесмен Алик Замбровский. Недавно наведался ко мне и единственный истинно преуспевший родственник – сын Тамары Валерий, бывший доктор технических наук, ныне петербуржский бизнесмен. Мы перезваниваемся: кровь не водица; они хорошие люди и любят меня, я их – тоже.

Post scriptum. Задержание Лены по вине заграничного пальто напомнило мне аналогичный случай. В начале восьмидесятых годов Эми Мореско привезла в Москву свой импрессариат ORJA – трёх компаньонок и моих приятельниц Дениз Петруччоне, уругвайку-органистку Марию Бруццезе и русскоговорящую Милену Борромео (ныне правую руку дирижёра Мути). За Дениз увязался её муж архитектор Дарио Банауди, мечтавший увидеть своими глазами то, о чём он писал в дипломной работе, – творения Константина Мельникова.

По просьбе Дарио мы с ним наняли на всё утро такси и поехали осматривать объекты, которые он знал по монографиям. Надо было видеть, как он просиял около клуба Русакова и круглого дома! Он оббегал их вокруг, трогал, гладил, только что не пробовал на зуб, а, главное, для будущих публикаций фотографировал.

Казус произошёл, когда он снимал мельниковский винтообразный гараж.

Юля, Юля! – донёсся до меня истошный крик.

Я выскочила из такси и, вижу, двое в штатском, он и она, взяли Дарио под белы руки и тащат в отделение: поймали шпиона! Дарио, ни жив ни мёртв, упирается.

Я с перепугу стала совать им свой писательский билет, объяснять, кто такой Дарио Банауди, но они бровью не повели, вцепились ещё крепче и тащат. Только этого не хватало! Чтобы извлечь Дарио из милиции придётся поднимать на ноги посольство… и я закричала:

– Да вы что, хотите международного скандала? Завтра вас во всех итальянских газетах пропечатают! Начальство вас за это по головке не погладит! Лучше отпустите…

Подействовало, они были из пугливых, отпустили. Нашему Дарио, в студенческие годы соратнику главного университетского революционера Марио Капанны, урок пошёл на пользу. Он по сей день любит рассказывать эту историю.

За годы итальянской жизни выработался условный рефлекс: как только поезд трогается, я вытаскиваю свои причиндалы и погружаюсь в работу, коей нет ни конца ни краю. То и дело раздаются позывные мобильников – Верди, Бизе – ведутся пустые или деловые, тихие или громкие разговоры, я не слышу, отключилась. Поэтому моему соседу слева в тот день пришлось теребить меня за рукав, чтобы я оторвалась на минутку: