от 18 декабря 1761 г., было предписано «ко двору отселе отъехать»[658]. При этом, не исключено, пример успешного взаимодействия Румянцева с И. И. Шуваловым и Волковым способствовал тому, что к подьячему могли обращаться и другие генералы. По крайней мере, 7 декабря 1761 г. с Волковым спешил поделиться своими мыслями о том, как следует победить Пруссию, генерал-поручик князь М. Н. Волконский. Изложив Волкову свои идеи, он завершал письмо такими словами: «Ежель вы за благо разсудите милостивцу моему Ивану Ивановичу (Шувалову. – М. К.) сие показать, и он опробовать изволит, чтоб я о сем и в реляции моей данес, то буду и ожидать от Вас уведомления, токмо покорно прошу как наискорее о судьбе моево корпуса резолюции»[659].

Идеи М. Н. Волконского не пригодились, так как в конце 1761 г. после смерти Елизаветы Петровны на российский престол взошел Петр III, который в 1762 г. прекратил войну с Пруссией и занялся подготовкой войны с Данией. Впрочем, нахождение Кольберга в руках русской армии вполне способствовало этим планам: немецкая крепость должна была стать одним из перевалочных пунктов. Д. В. Волков, которого новый император назначил своим тайным секретарем, только расширил переписку с генералитетом, и тот же П. А. Румянцев именовал Волкова в переписке «вселюбезным другом»[660]. Правда, Петр III был довольно быстро свергнут. Волкова, временно арестованного в связи с переменой на престоле, из‐за пропрусской политики Петра III стали обвинять едва ли не в том, что он «предатель был отечества»[661], что было совсем не так. Фридрих II в мае 1762 г. прямо писал своей сестре, королеве Швеции Луизе Ульрике, что канцлер М. И. Воронцов вполне благожелательно настроен по отношению к прусским интересам, в отличие от Волкова, «человека, как говорят, довольно умного». И, что примечательно, наиболее опасным для прусских интересов Фридрих считал И. И. Шувалова, которого называл опытным интриганом, сумевшим получить при дворе Петра III значимые должности, хотя император якобы его ненавидел[662]. Сам Д. В. Волков, оправдываясь перед фаворитом Екатерины II Г. Г. Орловым, заявил в письме от 10 июля 1762 г.: «Не надобно мне лучшего свидетельства в моем усердии к отечеству, как гонение неприятелей империи, что я и заслужил оное, прибавя с похвалою, или хвастовством, что остаток последней компании и взятие Колберга одному мне принадлежит»[663]. Как видно из изложенного выше материала, взятию Кольберга помогал и И. И. Шувалов. Тем не менее заслуги Волкова в этом деле отнюдь не были его выдумкой.

Итак, выработка политических решений правительством Российской империи середины XVIII в. с их последующей реализацией была сложным процессом, где наряду с формальными процедурами играли важную, а иногда и решающую роль неформальные связи. Прежде всего, здесь большое значение имела конфигурация отношений сановников при дворе монарха, где ключевой фигурой помимо самого монарха оказывался его фаворит, одной из главных функций которого была помощь правителю в управлении империей. В то же время сказывалось развитие бюрократизации управления, в рамках которого помимо сановников делопроизводители-подьячие получали возможность, опираясь на свои профессиональные знания и достижения, выступать в роли организаторов если не принятия, то оформления важных решений. При этом рассмотренные неформальные отношения фаворита И. И. Шувалова, подьячего Д. В. Волкова и генерала П. А. Румянцева отнюдь не были направлены на достижение частной выгоды, партикулярного интереса, но, нацеленные на взятие Кольберга, имели в виду общее благо. Эффективность завязанных на столицу формальных связей в условиях отдаленности театра боевых действий в эпоху господства гужевого и парусного транспорта была довольно проблемной как с точки зрения полноценного контроля за состоянием и действиями войск, так и с позиции быстрого принятия решений. В этом отношении неформальные контакты при должном уровне доверия взаимодействующих сторон упрощали информационный обмен, равно как и согласование со столицей. Более того, это даже позволяло игнорировать формальные преграды. Как результат, такие налаженные неформальные отношения между представителями генералитета и правительства оказывались немаловажной составляющей военных успехов, как показало взятие Кольберга в 1761 г. Что же до характеристики таких неформальных связей, то, как представляется, их едва ли можно рассматривать в качестве полноценных патрон-клиентских отношений, хотя тот же И. И. Шувалов как фаворит и мог бы выступить в роли патрона. Скорее это был ситуативный союз, обеспечивавший неформальные связи благодаря наличию конкретной цели, на реализацию которой он был направлен. Раз так, то эти связи не генерировали прочных обязательств и привязанностей уровня патрон – клиент, хотя и допускали помимо работы на общую значимую цель какие-то небольшие частные услуги. Соответственно после того, как тот же И. И. Шувалов перестал после смерти Елизаветы Петровны быть фаворитом, и П. А. Румянцев, и Д. В. Волков вполне успешно продолжили свои карьеры, в том числе и после 1762 г. при новой императрице, ведь их рассматривали не как клиентов бывшего фаворита, а как талантливых государственных деятелей.

Алексей Алексеевич Голубинский

ОФИЦЕРЫ СЕМИЛЕТНЕЙ ВОЙНЫ – ПЕРВЫЕ ЗЕМЛЕМЕРЫ ГЕНЕРАЛЬНОГО МЕЖЕВАНИЯ

Генеральное межевание – огромное по своим масштабам мероприятие по картографированию всех земельных угодий России на основе математической базы, происходившее с середины XVIII в. Оно началось в елизаветинское время, но из‐за избыточных на тот момент требований к землевладельцам, от которых требовалось доказывать свое право на земельное владение, получило с отменой этих правил уже в екатерининское время (с 1765 г.) существенный прирост в эффективности, позволив за полтора столетия описать и поместить на планы очень крупного масштаба более 600 тыс. земельных участков для всей Европейской России и значительной части периферии отдаленных владений империи[664].

Естественно, для проведения такого масштабного мероприятия нужны были подготовленные кадры. Именной указ от 24 января 1766 г. гласил о подчинении Московской губернской межевой канцелярии «всех находящихся по указам и по разным челобитьям межевщиков и впредь кто пожелает особых межевщиков, чтоб просили в той канцелярии и в Вотчинной конторе»[665]. Так происходил постепенный переход от принципов работы Вотчинной коллегии, которая использовала старые методы фиксации земельной собственности и фактически не смогла упорядочить урегулирование прав собственности[666]. Тем же указом были утверждены штаты будущего межевого учреждения (см. таблицу ниже).

Обращает на себя внимание то, что у землемеров практически не сохранилось послужных списков, которые существовали у иных офицеров в первой половине XVIII в. В соответствии с этим особую ценность приобретают возможности рассмотрения двух временных срезов: первый из них относится к 1766 г., через несколько лет по завершении Семилетней войны, а поздний срез, призванный показать, кто из землемеров задержался в межевом ведомстве надолго, датируется 1776 г. Отметим,