– Ты что?! О чем ты говоришь сейчас, Егор, послушай себя! – взмолилась она, обиженная его словами. – Какие мужики?!

– Обыкновенные, Коваль, – в брюках. Но ты очень быстро это исправляла...

– Егор, Егор, опомнись – что ты говоришь? Это ведь неправда, неправда... Неужели ты думаешь, что я прыгаю из койки в койку, как... как...

– Перестань, детка, я же не обвиняю тебя ни в чем и никогда этого не делал, – он прижал ее к себе, не давая вырваться. – Я действительно тебя люблю, ты же это сама прекрасно знаешь, но мне невыносимо знать, что еще кто-то прикасается к тебе, трогает тебя, ласкает... Мне очень больно от этого, разве ты не понимаешь такой элементарной вещи, Коваль? Посуди сама – ты отдаешься Хохлу, и я, зная это, должен терпеть и молчать вместо того, чтобы набить ему морду и расставить все по местам. Но я не делаю этого просто потому, что ты не хотела бы. Я все жду, когда же наконец ты сама поймешь это и сделаешь какие-то выводы, но нет! Ты продолжаешь свои игры, не замечая ничего и никого – ведь ты мучаешь нас обоих, я уверен, что Хохол сказал бы тебе то же самое. Остановись, детка моя, посмотри вокруг – ведь так ты можешь остаться одна.

– Ты заставляешь меня делать выбор, от которого я столько времени пыталась отвертеться. – Марина уткнулась лицом в его грудь, понимая, что он совершенно прав сейчас – она должна прекратить. – Егор, а если я действительно решу остаться одна?

– Ты не сможешь.

– Напрасно ты так думаешь – я долгое время жила одна, у меня была только собака, и никого больше.

– Детка, тогда ты была на много лет моложе, – поглаживая ее по волосам, сказал Егор. – Зачем ты опять доводишь ситуацию до абсурда? Ты ведь сама загоняешь себя в угол – как можно выбирать между мужем и любовником? Я не задумался бы.

– А я вот думаю. Не обижайся, Егор, но в последнее время мне стало тяжело доверять тебе, особенно после твоего исчезновения. Ты никогда не был на кладбище? – неожиданно спросила она, заглянув в его глаза, и, когда он отрицательно покачал головой, резко поднялась и велела: – Одевайся, поедем!

– Зачем? – не понял Малыш, и Марина, повернувшись к нему, объяснила негромко:

– А я покажу тебе, где похоронила своего мужа – не тебя, а того, кто действительно был моим мужем, моим Егором.

Он подчинился, позвонил консьержу, попросив вывести из подземного гаража машину, оделся и помог Марине – всегда любил одевать и раздевать жену.

У подъезда стояла серебристая «Ауди», Егор сам сел за руль и вопросительно посмотрел на Коваль:

– Что ты замерла? Садись, детка, ведь хотела прокатиться.

Но она почему-то медлила, стояла у открытой дверки и курила, никак не решаясь сесть внутрь.

– У тебя был «мерин», – почти автоматически заметила она, выбрасывая окурок.

– Был. Но «Ауди» привычнее. Маринка, да что с тобой? – удивленно спросил муж. – Передумала?

Она не передумала, нет, просто очень тяжело было снова оказаться на кладбище, там, где провела довольно много времени, сидя на могиле, которая оказалась пустой. Наконец Марина сумела справиться с собой и села на заднее сиденье, поймав недоуменный взгляд Егора.

– Извини, я привыкла ездить сзади, если не сама за рулем, – виновато проговорила она, глядя в зеркало заднего вида.

– Не доверяешь? – усмехнулся он. – Боишься, что разобью?

– Что за глупости! Я не боюсь разбиться, особенно если с тобой вместе. Знаешь, я долгое время корила себя за то, что не поехала с тобой в тот день. Мне казалось, что так было бы логичнее – мы разбились бы вместе, и мне не пришлось бы пережить тебя.

Ее слова достигли цели – Егор закусил губу, руки на руле сжались так, что побелели костяшки. Марина не собиралась его уязвить своим высказыванием, просто хотела, чтобы он не думал, что в его отсутствие она вела легкую и беззаботную жизнь, меняя любовников, как он, оказывается, считал.

Показалось кладбище, и Коваль тяжело вздохнула – опять пытка, но теперь она хотя бы не одна – Егор с ней, пусть полюбуется, как замечательно жена его похоронила. Прихватив в павильончике шесть белых роз, Марина пошла по дорожке к могиле, не ответив на вопрос Малыша:

– Детка, зачем?.. – Так привыкла, с этими цветами ее всегда видел сторож, и если сейчас она появится без них, то Иваныч задумается, а оно разве надо?

Вот и знакомая черная мраморная плита с одной-единственной датой... Коваль по привычке села на скамейку, положила цветы, обломав предварительно стебли, и уставилась в одну точку. Егор, не отрываясь, смотрел на памятник, и его лицо становилось чужим, каменным. Он медленно опустился на колени перед Мариной, взял ее замерзшие уже руки в свои, прижался к ним лицом:

– Детка моя, девочка моя родная, прости... Я сволочь и скотина, я не подумал о том, как ты будешь жить с этим... прости меня, любимая моя, счастье мое...

– Егор, не надо, – безжизненным голосом ответила она. – Мне не за что прощать тебя – ведь ты пытался решить таким образом мои проблемы...

– Маринка, я даже не подумал о том, что ты воспримешь это так близко к сердцу... прости, девочка моя...

– Малыш, ты ненормальный – ты что же, думал, что я вообще тебя не любила? Тогда зачем мы с тобой до сих пор вместе, почему я не ушла? У меня нет в жизни никого дороже тебя, я, не задумываясь, отдала бы все, включая саму себя, если бы тебе это было нужно...

Он медленно поднял глаза, словно не веря себе, дотронулся пальцами до ее щеки:

– Ты не устаешь быть такой святой, Коваль?

– Не говори этого.

– Нет, серьезно – ты всегда меня прощаешь и оправдываешь, а я не могу перешагнуть через свой гонор и амбиции...

– Просто я люблю тебя.

– А я, по-твоему, не люблю? Ведь у меня тоже больше никого и ничего нет в этой жизни – только ты. Я прошу тебя – вернись ко мне, мне невыносимо без тебя, я умираю, если тебя не вижу. Не вынуждай меня решать все силой – ведь ты помнишь, я могу это сделать. Просто соберусь и опять тебя выкраду, – пригрозил Егор вроде в шутку, но в его голосе слышалось нечто такое, что заставляло верить в то, что именно так он и поступит.

– Это не я – это ты от меня ушел, вот ты и возвращайся. А, кроме того, я не могу жить в городе, я привыкла к отсутствию людей на двести метров вокруг, к тишине, к отсутствию смога. – Марина прижалась лицом к его руке. – И потом, ведь этот дом – твой, ты сам строил его, сам обустраивал, я ничего в нем не меняла... Так что, согласен?

– Господи, девочка, не говори глупостей! Разумеется, согласен. Идем отсюда. – Он решительно встал и поднял ее со скамейки, увлекая за собой к выходу с кладбища.

...В «Парадиз» они въехали, когда уже совсем стемнело, охранник на воротах не желал впускать незнакомую машину, и Коваль открыла окно, высунувшись и крикнув, что это она, только после этого бронированная дверь отъехала в сторону, пропуская «Ауди» внутрь.