— Это как?

— Мать выжила. — Я сжимаю кулаки, потому что тьма услужливо показывает мне яркие картинки, и краски совсем не выцвели от времени. — А лучше бы выжила Маринка. Ладно, хватит об этом.

Влад как-то странно смотрит на меня, но мне это безразлично. Я собираюсь найти выход и свалить отсюда во что бы то ни стало. Если ПИН-код карточки, которую дала мне Валерия, не изменился, я сниму наличку и исчезну, давно надо было так сделать, не влипла бы в такую скверную историю.

— А потом мать вышла за твоего отчима?

— Ну да. Со временем.

Он не поймет, когда я расскажу, как мы жили с матерью после всего. Это никто нормальный не сможет понять.

— Отчим тебя обижал?

— Нет. Бурковский неплохой чувак. Просто… Ну, мать после того, как вышла из больницы, вела себя так, словно меня нет. А я точно знала, что это не отец убил Маринку, а они вместе ее убили. И она знала, что я знаю. Сдать меня куда-то она не могла, ее бы все вокруг осудили, но и оставаться моей матерью она тоже не могла, вот мы и жили — просто в одной квартире. А Бурковский — он очень ориентирован на семейные, блин, ценности, и когда он эту историю распотрошил, то решил все исправить — так, как он это понимал. Но дело в том, что некоторые вещи нельзя исправить.

— Например, смерть.

— Да. — Я вздохнула. Терпеть не могу вздыхать, но иногда вздыхается, потому что такая жизнь. — А он любил все держать под контролем — Бурковский, в смысле. И если он прилагал усилия, он ждал результата, в данном случае он хотел, чтобы я перестала думать о том, что произошло, и по его хотению стала жизнерадостной и беззаботной. Но как мне было все забыть? Это ведь только так говорится — начать все с чистого листа, но как это сделать, практически осуществить, когда все, что в тебе было хорошего, умерло вместе с маленькой ясноглазой девочкой, которая единственная улыбалась тебе искренне и единственная в мире искренне тебя любила? А Бурковский хотел, чтобы я забыла ее.

— А ты не забыла.

— Ну да. — Я думаю, разговор затянулся. — Это было бы неправильно — забыть. Хватит того, что мать забыла. Вот об убийстве Валерии, например, я даже не думаю. Впрочем, я не рассмотрела ни убийцу, ни подробностей, но все равно я не думаю об этом, как и об убийствах, которые произошли сегодня. Но смерть моей сестры — это совсем другое дело, понимаешь?

— Ты любила ее.

— Да, любила. Она была такой милой девочкой, ты бы видел! Она так улыбалась, будто ничего плохого в мире нет, только сплошные эльфы и бабочки!

— Мне жаль. Правда, очень жаль.

Его рука легла мне на плечо, пальцы зарылись в волосы и, словно лаская, погладили шею. Я обернулась к нему, наши глаза встретились. Его глаза реально совсем как у Марка Шеппарда и брови, только череп продолговатый, но типаж тот. Глаза цвета хорошего виски.

— Жаль, что тебе пришлось через это пройти, ты этого не заслужила.

А мне-то как жаль, парень.

— Никто такого не заслуживает.

Его пальцы снова тронули мою шею, слегка сжимая затылок. Жест успокаивающий, сулящий безопасность и защиту.

Я выстрелила в него через сумочку.

Мне иногда кажется, что это проклятие — все видеть и понимать так, как оно есть. И в этом плане я только за матрицу, которая выдает каждому его особую индивидуальную реальность, а настоящей никто никогда не видит, и это к лучшему.

Но потом, конечно, может нехорошо получиться, когда программа даст сбой и перед изумленным взором очнувшегося от спячки гражданина вместо изумрудных лугов вдруг окажется какая-то жуткая фигня, которая с лугами и рядом не стояла. И он поймет: все, сказка закончилась, и вот она, реальность, можешь себя поздравить, получай в виде бонуса подарочный набор, в котором нож для резки вен полностью стерильный, патроны в пистолете с запахом розмарина, мыло земляничное, веревка из экологически чистой пеньки, и все это не содержит ни грамма ГМО, боже упаси. Выбирай и развлекайся без вреда для здоровья, скажи наркотикам «нет!».

В этом парне была нестыковка с самого начала, но дело совсем не в этом.

— Когда ты поняла?

Пуля, конечно, ничего хорошего ему не сделала, но и не убила — маленький калибр, и выстрелила я ему не в голову. И я, безусловно, не хотела его убивать. Просто замедлить, чтобы он не сломал мне шею, например, как собирался, нащупывая пальцами позвонки.

— Да практически сразу.

— А говорила, что не рассмотрела меня.

— Так я и не рассмотрела. — Он не понимает, и вряд ли я позволю ему прожить столько, чтобы он понял. — Там темно было, я только и видела, что тень, и нож блеснул потом.

— Так как же…

— Запах. — Это смешно, конечно, и тем не менее это правда. Для суда это никакая не улика и не доказательство, но я-то не суд. — У каждого человека свой неповторимый запах, если у тебя развито обоняние, то ты ощутишь этот запах сквозь посторонние, привнесенные извне запахи. Я не рассмотрела тебя тогда, но ты был очень близко, а я была напугана, и от этого обострились все чувства, и я запомнила запах.

Он кивнул. Конечно, убийца всегда поймет, где прокололся, особенно если это профессиональный убийца. Не знаю, зачем заказчику понадобилось убивать Валерию таким зверским способом, но дело в том, что это теперь не важно. Мне интересно знать, кто заказчик, потому что Городницкий не мог так протупить, и совсем не в его характере — затаиться и ожидать, потирая руки в предвкушении.

Нет, все это организовал кто-то более сложно устроенный.

— Кто заказчик?

— Не знаю. — Влад поморщился, рана все-таки болит значительно. — У нас есть Диспетчер, вот он и знает заказчика, да и то не факт. Заказчик рискует не меньше исполнителя, так что мы придумали систему, при которой и заказчик, и непосредственно исполнитель между собой не контактируют.

Ага, все для удобства клиента, ну надо же.

— Ладно, проехали. — Я прячу револьвер в сумочку. — Я знаю, что ты здесь не один.

— Я работаю один. — Он внимательно смотрит на меня, и мне это не нравится. — Но думаю, что — да, в доме есть кто-то еще. И этот «кто-то» вступил в сговор с сумасшедшей девчонкой, а потом убил ее.

Я тоже так думаю, но кто бы это мог быть?

У меня несколько теорий, и все они более-менее имеют право на жизнь.

— Зачем ты меня подстрелила?

— Но ты первый начал, скажи еще, что не собирался сломать мне шею.

Я же ощущала его пальцы на своем затылке.

— Я думал об этом, но вообще-то уже почти решил тебя не убивать. — Он ухмыльнулся. — Когда я понял, что ты меня не разглядела, то вопрос отпал сам собой, а без причин я не убиваю.

— Рада слышать, что у тебя есть моральные принципы. Но теперь-то у тебя появилась причина.