Русским эмигрантам в Японии в этот период помогали американцы, среди которых оказались и выходцы из России, например полковник Борис Паш. Он родился 20 июня 1900 г. в Сан-Франциско в семье православного священника Федора Пашковского и в 1906 г. вместе с отцом приехал в Россию. Досрочно закончив в 1917 г. Киевскую духовную семинарию, Пашковский-младший сражался против красных на флагманском линкоре Черноморской эскадры «Генерал Алексеев»: вначале матросом, а потом мичманом. После окончания Гражданской войны вся семья вернулась в Америку. Отец вскоре овдовел, после чего принял постриг с именем Феофил. Он стал епископом, потом архиепископом и митрополитом Америки и Канады.

Борис Пашковский в Америке получил образование в колледже Спрингфилд (Массачусетс), где получил первую степень по физике. Тогда же он укоротил свою фамилию. До призыва на службу в органы военной контрразведки в начале 1940 г. Б. Паш преподавал в голливудской средней школе в Лос-Анджелесе, получил степень магистра в Университете Южной Калифорнии. Инициативный, физически сильный, обладавший аналитическим умом, он сделал блестящую карьеру. В 1942 г. Б. Паш стал начальником службы безопасности Манхэттенского проекта (Manhattan Project). Затем он отличился как военный руководитель миссии «Алсос» (Alsos), охотившейся за атомными разработками фашистской Германии. В конце апреля 1945 г., за несколько часов до входа советских войск в город Вайда (южнее Лейпцига), Паш вывез из местного бюро стандартизации 16 радиевых кубиков, часть из которых не имела защитных экранов. Во время долгого пути на базу он находился рядом с этим грузом и получил радиевый ожог правой ноги, от последствий которого страдал в преклонные годы. Его имя увековечено в Зале Славы военной разведки США.

В 1946–1947 гг. Борис Федорович служил в Японии в штабе американской оккупационной армии, разместив свое подразделение в православном соборе Николай-До. Он-то и расстроил желание Японской православной церкви войти на правах автономной в состав Московского патриархата. Паш и в Японии занимался сбором материалов по созданию японской атомной бомбы. Перед началом Второй мировой войны очень заметным оказался след немецкого урана, в большом количестве доставленного в бедную ресурсами Японию. Американская разведка располагала данными о крупном ядерном центре в корейском городе Хыннам. После капитуляции Японии американцы постарались проверить свои подозрения. Вместе с Б. Ф. Пашем в Хиросиме побывал Николай Сергеевич Пальчиков, уроженец этого города, которого еще до войны отправили на учебу в США. Там он поступил на службу в американскую армию и в Японию попал благодаря отличному знанию японского языка. Он был одним из первых, кто после взрыва приехал в Хиросиму, где нашел своих родителей.

Одновременно с Пашем в Японии находился другой американский разведчик русского происхождения, Олег Ипполитович Корнатович, уроженец Читы. Он учился в школе в Харбине, где отлично выучил китайский язык, а в Америку попал 13-летним в 1929 г. После учебы в Вашингтонском университете Корнатович поступил в американскую армию и сначала служил в Индии, обучая китайских добровольцев. Уже после войны капитана Корнатовича назначили переводчиком в штаб генерал Макартура, где ему пришлось иметь дело с советскими военными. После Японии он получил назначение в военную разведку в Корею. Позднее, перейдя на службу в ЦРУ, он полностью переключился в работу против советской разведки, затем была служба в Агентстве национальной безопасности в Вашингтоне.

Но и советская разведка в Японии не дремала: Москва усиленно собирала информацию о деятельности американских оккупационных войск. В начале 1946 г. под дипломатическим прикрытием в Токио командировали 25-летнего разведчика ЮА. Растворова, отлично знавшего язык и обычаи Японии. Получив первую практику, Растворов вернулся в СССР, где его включили в состав секретной группы по подбору агентов «пятой колонны» в лагерях японских военнопленных. Позднее он встретится с ними уже в Токио. Не подписав в 1951 г. в Сан-Франциско мирного договора с Японией, Советский Союз формально находился с ней в состоянии войны и не имел права на свое посольство. Поэтому в Токио открыли «временное дипломатическое представительство СССР», в котором подполковник Юрий Растворов стал вторым секретарем. В основном он занимался сбором информации об американских военных базах в Японии, посещая бары и рестораны и играя в теннис в американском клубе.

Для Растворова громадным потрясением стала смерть Иосифа Сталина. Его ведомство отчаянно залихорадило. Еще более омрачила настроение резидентуры смерть всесильного Берии. Нескольким сотрудникам представительства, в том числе и Растворову, предложили срочно вернуться в Москву. Один из историков советской разведки писал: «Подвыпивший «шифрик», знавший в деталях комбинацию с отзывом Растворова, позлорадствовал: «В Москве тебе покажут, где раки зимуют. Там с тебя шкуру-то спустят!» Хотя Юрий Александрович и не участвовал в репрессиях, он хорошо знал, какие могут быть последствия. За день до прощания с Японией, вечером 24 января 1954 г., Растворов окончательно решил стать «невозвращенцем». Лавры Рихорда Зорге ему явно были не по плечу. Представители ЦРУ с распростертыми объятиями встретили советского коллегу, и началась война компроматов.

Японская газета «Иомури Джапан» опубликовала в пяти номерах интервью Ю. А. Растворова. Оказалось, что очень энергичный резидент имел разветвленную сеть, состоявшую не только из бывших японских военнопленных, но и патриотически настроенных эмигрантов. Основное внимание обращалось на тех, кто нашел работу в американских оккупационных войсках: сразу после войны таких было немало. Их-то и планировалось использовать для сбора разнообразной информации о Японии и американцах. Во внимание принималось отношение к американцам и англичанам, которых агент должен был ненавидеть. Таким оказался японский военный инженер, имевший подряды на сооружение военных объектов на Окинаве. Кандидатуру этого японца представил Борис Афанасьев: имевший много лет дружбу с этим инженером, он не раз слышал, как тот высказывал недовольство американцами. Он передал эти сведения другому офицеру советской разведки, Савельеву.

«Действуя по инструкции Савельева, Афанасьев организовал в своем доме личную встречу между японским инженером и Савельевым, чтобы таким образом ввести японца в круг шпионажа. После того, как Савельев убедился в большой ненависти японца к американцам и искренности его желания работать для СССР, Савельев предложил практический путь для желаемой мести американцам путем активной работы и сотрудничества с Советской контрразведкой. Японский инженер принял предложение Савельева без колебаний и в течение первого же начального периода своей работы для СССР проявил огромную энергию, инициативу и необычайные способности».