– Я знаю короткую дорогу к богам, – добавил Кетиль, и под взглядом его блекло-серых глаз, один из которых был полуприкрыт, ее пробрала дрожь.

Кривой, как Один, хромой, как ездовой козел Тора, весь собранный из лоскутов, обрезков и кусочков, Кетиль Заплатка определенно был не обычным существом, а стоящим на грани и ходящим за грань. И его непринужденные отношения с любыми богами служили тому подтверждением.

– Найди этого колдуна, – снова попросила Гуннхильд. – Я здесь одна, и меня ждут ужасные беды, это почти неизбежно. Нужно найти хотя бы того врага, с которым я смогу справиться.

– Так я прямо сегодня и пойду, – кивнул Кетиль.

Не было смысла просить его быть осторожным. Ни одна крыса не могла бы быть более осторожной, чуткой, внимательной и безжалостной к тому, в ком заметит опасность.

* * *

Когда красивая молодая пара – парень и девушка – сошли с купеческого корабля на причал вика Бьёрко в Корсхамне – Крестовой гавани, – мало кто мог бы догадаться, что это будущий конунг Южной Ютландии и его нареченная невеста. На них была простая некрашеная одежда, и лишь уверенный и гордый вид выделял этих двоих из толпы простонародья, сновавшего по своим делам на пристанях.

Рагнвальд, сын Сигтрюгга, уже не раз бывал в вике Бьёрко на берегу озера Лёг, в самом сердце земли свеев. Зато для Ингер это было первое большое путешествие в чужие земли, и она с большим любопытством осматривала все, что открывалось по мере приближения к цели: множество мысов и островов на озере Лёг, в которое корабль вошел из моря, королевскую усадьбу на ближнем острове Адельсе, священную скалу под названием Борг, видную еще с моря и господствующую над поселением Бьёрко, две гавани примерно в тысяче шагов от нее – Куггхамн и Корсхамн, Корабельную и Крестовую. Рагнвальд сказал, что, по преданию, в эту гавань епископ Ансгар сто лет назад бросил крест, но подробности обещал в другой раз.

Еще на подходе было тесно от кораблей, что стремились к причалам из заполненных камнем срубов. В детстве Ингер какое-то время прожила в вике Рибе на западном побережье Ютландии, но плохо знала быт торговых поселений, и теперь у нее разбегались глаза. Множество кораблей подходило к причалам и уходило в море или в озеро, вглубь земли свеев, стояло на погрузке и разгрузке, лежало на берегу для починки – не считая тех, что были упрятаны в корабельные сараи. Она даже растерялась, чуть ли не впервые в жизни, и крепче ухватилась за руку своего жениха. Ей было так странно вдруг оказаться в большой, шумной толпе, где каждый занят своим делом, а на нее никто не обращает внимания! Ингер, дочь Горма, привыкла быть на виду, привыкла, что перед нею все расступаются и на нее устремлены все взоры – но тут ни один человек не знал, кто эта рослая, красивая девушка с вьющимися светлыми волосами, и не думал даже выражать ей почтение.

Впрочем, красота ее как раз и привлекала внимание: не раз Ингер с возмущением замечала на себе похотливые бесстыдные взоры, а однажды какой-то бородач в распахнутом кафтане нарочно толкнул ее в толпе и чуть не схватил за грудь. Однако Рагнвальд не растерялся и так пихнул наглеца, что тот отлетел на груду корзин со свежей рыбой, обрушил всю башню и был погребен под водопадом еще шевелящейся трески, после чего ему пришлось вступить в неприятные объяснения с торговцем, только что купившим улов. Назревала драка, но Рагнвальд не остался посмотреть и утянул Ингер прочь.

– Как он посмел! – Девушка задыхалась от возмущения, привыкнув, что ее красотой восхищаются на расстоянии.

– Лучше тебе прикрыть голову накидкой! – посоветовал Рагнвальд. – Тут таких любителей много, а если мне через каждые три шага придется вступать в драку, мы и до вечера не доберемся до дому.

Ингер послушно спрятала лицо и волосы, однако по пути их еще дважды останавливали какие-то неприятные люди и спрашивали у Рагнвальда, не рабыня ли эта красотка и не хочет ли он ее продать!

– А что ты хочешь, здесь один из крупнейших рабских рынков, – объяснил ей Рагнвальд. – Отсюда всех, кого захватили викинги, увозят по Восточному пути к Миклагарду и в Серкланд. Но не волнуйся, я тебя не продам даже за золото! – шутливо заверил он и поцеловал ее в кончик носа. – Ты мне слишком дорога!

Миновав пристани, они вступили в поселение. Составляли его дома и склады торговых гостей – часть из них, как и в Хейдабьоре, была обитаема только летом, но сейчас под каждой крышей вился дым. Узкие улочки между дворами были ограждены плетнем. Отдельно располагались дома «варингов», как их здесь называли – сильных мужей, служащих конунгу свеев, что ходили с ним и сами по себе в военные и торговые походы, добывая там добычу и славу.

К одному из этих домов ее и повел Рагнвальд. Хозяин его звался Атли Сухопарый – увидев его, Ингер поняла, откуда это прозвище. Атли, человек лет сорока, прежде был славным воином и отличался в битвах, но вследствие болезни непомерно растолстел – настолько, что даже ходил с трудом, и челядь носила за ним небольшой, но очень крепкий дубовый табурет, чтобы хозяин мог в любое время присесть и передохнуть. С приятными чертами лица и мягким взглядом, он носил длинные, слегка вьющиеся волосы распущенными, заплетая две тонкие косички по сторонам лица, а на его любимую красную рубаху ушло столько шелка, как шутили гости, что можно было сшить парус. На нее пошли две какие-то привезенные из походов одежды: обе красные, они отличались узором.

Младший сын состоятельного и уважаемого бонда, Атли в юности вступил в дружину свейского конунга Бьёрна, тогда еще тоже молодого и сильного, и не раз прославился в битвах. В Бьёрко он построил себе усадьбу с большим домом; опорные столбы «теплого покоя» были украшены резьбой с изображениями подвигов Тора, за что дом получил название Торсхейм. Из последнего похода Атли привез молодую жену, ирландку знатного рода, по имени Дейрдра, а тем временем и сын его Ацур, от первой жены, настолько подрос, что его пора уже было обучать воинским искусствам.

Раздавшись, Атли возмещал свою малоподвижность гостеприимством. В усадьбе что ни день гремели пиры, пиво лилось рекой, обглоданные кости громоздились грудами, и не было такого угла в обширном доме, где не храпел бы какой-нибудь отважный воин, до ушей налитый брагой или пивом. Причем сам хозяин оставался на пиру обычно до самого конца, и даже самым упорным и выносливым гостям не удавалось его пересидеть.

Как человек дружелюбный и миролюбивый, он поддерживал хорошие отношения даже с теми людьми, которые терпеть не могли друг друга. Сочувствуя Олаву Ютландскому, он вытребовал себе право принять его в дом, хотя знал, что Бьёрн шведский недоволен делами своего дальнего родича и отказался ему помогать. Но Рагнвальда, остроумного и уверенного, здравым смыслом и умением со всеми ладить далеко превзошедшего дядю-конунга, Атли поистине полюбил. Поэтому, увидев на пороге грида своего молодого приятеля, Атли на радостях даже попытался встать с резной хозяйской скамьи, покрытой шкурами, но тут же опустился обратно.

– Рагнвальд! Ты все-таки вернулся! А мы уже и не надеялись тебя дождаться! – радостно воскликнул он. – Ты хромаешь? Ранен?