Ну, это кому как.

Мне — так и вовсе выше крыши!

Сейчас эти парни подбегут метров на десять-пятнадцать, выстроят баррикаду из щитов и попрут вперед несокрушимой стеной. А отчего не сразу?

Ведь не видят они другого оружия! Только пистолет у меня в руке. А для него — далеко! Не попасть.

Для вас, ребятки, далеко.

А для нас — так в самый раз.

Кр-р-р…

Стреляю я быстро, почти автоматическим огнем. Можно, конечно, и очередью — пистолет это позволяет.

Можно, но не нужно. Точность не та.

А так — вполне на уровне.

Пуля по голени — это уж точно не подарок! Скорее уж — совсем наоборот.

Вот несколько человек замыкающих это и оценили по достоинству.

Больно же!

А отчего замыкающих?

Так не все сразу, господа!

Кр-р-р…

И еще парочка «помогальников» завертелась на земле. Не побегаешь на простреленных ногах-то!

Бах! Бах! Бах!

Ага, это генерал завладел пистолетом одного из конвоиров. Ну, что сказать? Профессионал, мне до него — как до Пекина ползком.

Три выстрела — двоих снес!

«Ярыгин» — машинка мощная, хоть я его и не люблю.

Одному генерал точняк в забрало влепил. Понятное дело, не пробил. Так и воевать этот боец уже не станет, сотряс мозгов (или что там у него под шлемом?) Батя ему качественный обеспечил.

Второй пулю в руку схватил, от кисти аж брызнуло, на землю сразу рухнул и куда-то в сторону пополз. На трех костях, ага…

— Телефон!

— Что?

— Телефон дай!

Раз Батя телефон требует, ему виднее. У него мышление стратегическое, знает, что в данный момент нужнее. Да и возможности он уже просчитал, уверен, что я отобьюсь. Или не уверен? И спешит сделать что-то более важное?

Но аппарат я ему бросаю — приказ есть приказ!

Он быстро нажимает кнопки:

— Это «Часовой»! Код «Лето»! «Лето», я сказал! Как понял?!

Ну, это уже что-то и вовсе непонятное началось. Ладно, у меня и свои дела есть…

А штурмовиков-то меньше стало.

Из сараев вывалилось около дюжины человек. Точнее — ровно двенадцать и вывалилось. Все верно, шесть штурмовых двоек — стандартное построение. Четыре щитоносца и по три человека за каждым из них.

Было — по три.

Хорошо обученные солдаты с хрустом врубили свои щиты в щебенку двора. Укрылись за ними, выглядывая в пуленепробиваемые амбразуры. И стали ждать своих товарищей.

Угу.

Дождались, по правде говоря.

Пятеро подбитых пулями «помогальников» валялись на земле, один куда-то уже уполз. Они все были живыми, но, увы, совершенно небоеспособными. И за щитами осталось всего два человека, готовых идти в атаку. С таким соотношением сил солдаты корпуса на штурм не пойдут — запрещено, ведь численного превосходства нет. А это — неоправданный риск.

— Сэр! Докладывает лейтенант Робертс! Противник оказал отчаянное сопротивление! Несем потери! Требую подкрепления!

— Держитесь, помощь уже в пути!

Завывая сиренами, неслись по узким улочкам фургоны вспомогательного корпуса. Включенные маячки разбрасывали по сторонам всполохи красно-синих огней.

— Наверх! — толкает меня в ногу генерал.

Раз он туда ведет, стало быть, знает зачем.

Быстро присобачив «сюрприз» для штурмующих, подхватываю рюкзак и несусь вверх по лестнице.

А Шамов стоит у двери на третьем этаже.

Звонит.

Каким-то условным звонком.

Откроют?

Или нет?

Стереотип человеческого мышления — условный сигнал — свои — надо впускать.

Лязгает замок и дверь приоткрывается.

В ту же секунду генерал стреляет. Видимо, он знает того, кто эту дверь отпер. И очень его не любит. Ну да, надо полагать, здесь Батю и держали — оттого-то он условный сигнал и запомнил.

Рывок двери на себя — цепочка. Не пускает. Но против пули она выстоять на может, и, жалобно скрипнув петлями, дверь распахивается.

— Лестницу держи!

Это мы можем, тут меня учить не надо, сам, кого хочешь, научу.

Рюкзак на пол, достаем «помогальниковский» стрелковый комплекс.

Считается, что эта штука не работает, если при снятии с предохранителя хозяин не ткнет большим пальцем правой руки в паппилярный датчик. Но хозяина у меня тут нет. И нет его правой руки, даже большого пальца этой руки при себе не имею.

А зачем?

Срезанный с него кусочек кожи, в спирту выдержанный да на спичечный коробок присобаченный, с успехом хозяина заменяет.

Неэстетично, скажут некоторые товарищи. Возможно, не спорю. Так я на войне, а тут — не до эстетики. Здесь работать надо. А сантименты все — это потом будет.

Взгляд вниз — что там?

Стоят, за щитами скрылись.

Ну, что ж, ребятки. От осколков вас доспехи защитят, не спорю. А как насчет термобарической гранаты?

Плохо.

В том смысле, что это для них плохо, для меня-то как раз наоборот — хорошо.

Рвануло аккурат между стоящими. Поплохело разом всем. Надеюсь, что конкретно поплохело. Во всяком случае, на ноги уже никто не встал.

Переключаю режим огня и одиночными выстрелами добиваю раненых штурмовиков. Тех, которые не успели уползти.

Жестоко?

Так война же…

Истребительная, кто не понял. Или они нас — или мы их, третьего не дано. Кто из вас поднимал руку на отставников? Кто убивал их, имитируя бандитский налет? Вы даже память о них и ту обгадить постарались! Выставить честных офицеров бандитами и грабителями. Той же мерой, господа! По всей наглой морде!

Я вас сюда не звал, все претензии — к президенту! И к его окружению — «поборникам справедливости». Выставляйте им иски, судитесь — флаг вам в руки!

В глубине квартиры грохочут выстрелы, и через несколько секунд из двери выглядывает Батя.

— Чисто тут! Сейчас ключи отыщу — здесь есть дверь на черный ход! А оттуда — в подвал, можно на соседней улице выйти. Меня сюда так и затащили в первый раз, запомнил. Минутку еще продержись, лады?

— Заметано, товарищ генерал! Продержимся!

Опа… а вот это я поторопился…

Сшибая на своем пути заборы, во двор вламывается знакомый фургон.

И тут же получает гранату прямо в водительское стекло.