– А… внутриутробный срок… он не считается? – уточнил Кадрах.

– Обычно – нет. – Рождённый Осенью улыбнулся. – Это ведьзависит от родителя – когда он начнёт делиться с ребёнком разумом. Многиеоставляют всё на последний день. Я начал почти сразу после зачатия.

– Странно и пугающе… – сказал Кадрах. – Прости мои слова,дио-дао, но я пытаюсь представить, каково это – получить память своих предковещё в утробе матери… быть одновременно и личностью, и частью бесконечного ряда…

– Память передаётся выборочно, – устраиваясь рядом сМартином на низеньком диване, сказал Рождённый Осенью. – Я стараюсь дать сынувсё самое хорошее и интересное из пережитого мной, но оставляю и память обошибках… сомнениях… неудачах. Ведь это тоже – часть жизни. Ты знаешь, что мыможем отдать детям половину своей памяти?

Кадрах кивнул.

– Во мне – половина памяти родителя, – продолжал РождённыйОсенью. – Четверть памяти деда. Восьмая часть памяти прадеда. И так до началавремён. Память самых далёких предков не хранит их слов и поступков, лишьпроблески эмоций. Когда-нибудь и от моей памяти останется лишь неразличимыймиг. Возможно, это будут мои нынешние эмоции. Не знаю. Над тем, какая частьпамяти предков перейдёт к сыну, я не властен, и он не будет волен распоряжатьсямоей. Но мне хочется, чтобы потомки помнили меня счастливым. Когда я обращаюськ памяти предков, мне кажется, что они были счастливы – всегда, всю жизнь. Этокак ласковое тепло, струящееся через тьму веков. Это очень хорошо – помнитьтепло и знать, что тебя тоже запомнят. Я – звено в цепи поколений. Я – большечем особь, я – род. Я счастлив.

Кадрах покачал головой, будто не соглашаясь. Но смолчал.

Рождённый Осенью взял кувшин, разлил чай по бокалам. Вовкусе напитка не было ничего от земного чая, но Мартин привычно называл егоэтим словом – как и любой другой травяной напиток любой планеты.

– Я рад вас видеть, – снова заговорил Рождённый Осенью. – Ноя не настолько наивен, чтобы поверить, будто мой долгоживущий друг Мартин решилнавестить меня в день моей смерти. И уж тем более сомнительно, что гордыйгеддар, – дио-дао улыбнулся, смягчая иронию своих слов, – прибыл сюда выяснятьособенности нашей биологии. Чем я могу вам помочь?

Мартин и Кадрах переглянулись. Видимо, и «гордому геддару»было неловко просить о помощи умирающего.

– Я умираю, и этого не изменить, – сказал Рождённый Осенью.– Беседа с вами – радость моих последних часов. Но если я смогу чем-то помочь –это наполнит меня восторгом. Говорите.

– Ты же помнишь, кем я работаю? – спросил Мартин.

– Наёмный полицейский, – кивнул Рождённый Осенью.

– Ну… пускай так. Недавно, неделю назад… – Мартин запнулся,понимая, как неуместна эта фраза в разговоре с живущим полгода существом, ноисправляться было уже поздно, – меня попросили найти девушку, прошедшуюВратами…

– Ваши половые партнёры обладают разумом и свободой воли? –удивился дио-дао.

– Конечно.

– Ах, прости, я путаю с геддарами… – Рождённый Осеньюулыбнулся.

Мартин посмотрел на Кадраха. Лицо геддара пошло краснымипятнами, он задышал чаще – но возражать не стал.

– Итак, я отправился в путь… – торопливо продолжил Мартин.

Рассказывать было легко. Без лишних подробностей Мартинповедал дио-дао о трёх смертях Ирины Полушкиной, о том, что девочка получиладоступ к списку загадок Вселенной, о своей догадке насчёт планеты Мардж, огеддаре, присоединившемся к нему ради мести ключникам.

Последнее, похоже, заинтересовало Рождённого Осенью большевсего.

– Ещё никто и никогда не смог отомстить ключникам, – заметилон. – И быть может, это благо. Если интересы ключников и впрямь окажутся задеты– какова будет их реакция? Им по силам уничтожать планеты, а мораль ключниковневедома никому. Быть может, за проступок одного они накажут всю расу?

– Я должен отомстить, – очень серьёзно ответил геддар. –Любой соотечественник поймёт меня и не осудит.

– Ты легко распоряжаешься судьбой своего биологическоговида, – заметил дио-дао.

– Если моя честь зависит от силы врага, то вправе ли яназывать её честью? – холодно произнёс геддар. – К тому же мы не знаем точно,замешаны ли ключники в происходящем. Если нет – спасение девушки ничем их незаденет. Если замешаны… то я обязан помочь Мартину.

Рождённый Осенью кивнул, не то соглашаясь, не то решивбольше не спорить. Попросил:

– Принеси мне телефон, Мартин. Он в спальне.

Мартин принёс ему телефон – тяжёлый аппарат из грубойтёмно-коричневой пластмассы, вызывающей из памяти слово «эбонит», на длинномвитом шнуре в резиновой изоляции. У телефона не было трубки, воронка микрофонаи динамик крепились на отдельных проводах. Кнопок или наборного диска тоже неимелось.

– Конструкция телефона у людей более разумна, – заметилКадрах. – Микрофон и динамик объединены вместе и…

– Я знаю, – кивнул Рождённый Осенью. – Когда этот телефонпридёт в негодность, его заменят новой моделью. Но пока он работает – к чемуего менять? Каждая вещь, созданная на смену старой, не дослужившая свой срок доконца, – это время, похищенное у чьей-то жизни.

Кадрах склонил голову, будто признавая его правоту.

– А как устроены ваши телефоны? – спросил Мартин.

– Никак, – признался геддар. – Мы лишь недавно оцениливозможности, которые даёт электричество.

Рождённый Осенью что-то сказал в микрофон. Потом повторилфразу.

– У вас до сих пор связь устанавливают телефонисты? – вновьне удержался Кадрах. – Существует кнопочный набор…

– Компьютер, – ответил дио-дао. – Уже семнадцать поколений –компьютер.

– А телефоны остались с прежних времён? – уточнил Кадрах. –Вы научили свои машины понимать речь ради того, чтобы сохранить старыетелефонные аппараты?

– Это было признано более удобным, – кивнул РождённыйОсенью.

Мартин с любопытством наблюдал за этим диалогом. Геддары,при всех свойственных им несуразицах с социальным устройством общества, пышныхцеремониях и странных законах, были во многом близки людям. Они с удовольствиемперенимали – или пытались перенять – технические достижения человеческогообщества. Достижения аранков нравились им ещё больше, но зато решительно неустраивало их мировоззрение.

Дио-дао были совсем иными.

Короткая жизнь не мешала им развивать науку. Отец-учёныйпередавал знания сыну – и исследования шли своим чередом. Почти всегдапрофессиональные знания у дио-дао передавались по наследству одному из детей, иотказаться от профессии тот уже не мог… да и не хотел. Его братья – какправило, дио-дао вынашивали двух, а то и трёх детёнышей, – были более свободныв выборе, но и они обычно продолжали семейную традицию.