В апартаментах, куда меня привозят, я чувствую себя потерянной и одинокой. Глянцевые поверхности не прельщают, огромный мансардный балкон не кажется красивым. Груз, лежащий на душе, не дает покоя, всё здесь такое чужое, как и я сама.

Принимаю душ и впервые за последний год включаю телевизор, хорошо, что здесь есть русские каналы, видимо, кто-то позаботился и об этом. Впервые за эти дни я решаюсь позвонить Данилу, но телефон абонента заблокирован. Такого номера больше нет.

- Наверное, это всё, - говорю в пустоту комнаты.

Шум телевизора и громкие капли дождя лишь подкрепляют атмосферу моей разбитости.

***

Вечерний Лондон невероятно красив, и даже дождь не в состоянии изменить это впечатление. Я гуляю в центре и стараюсь насладиться этим доступным мне уединением. Просто брожу по улочкам, иногда всматриваясь в достопримечательности, а иногда вновь проваливаясь в своё отчаяние.

Не знаю, когда это произошло, в какой именно момент, но чем больше времени проходит, тем острее я ощущаю его отсутствие. Начинаю скучать. Постоянно анализирую пройдённое нами и понимаю, что погорячилась, точнее не так. Я была вправе злиться, я и сейчас имею на это право, только вот теперь оно мне не нужно. Наверное, это больше похоже на психическое расстройство, и, если обо мне так подумают, я явно не обижусь, но мне кажется, что я простила. Да, наверное, прочувствовав на себе весь ужас ещё раз, я поняла, что всё произошедшее было нужно мне лично. Этот скандал словно обнулил счётчик, дал понять, что нет чёрного и белого, цвета жизни многогранны.

Убрав волосы с лица и ощутив кожей очередной порыв лёгкого ветерка, я присела на лавочку, обычную лавочку, и устремила взгляд вдаль. Толпы людей с фотоаппаратами, милые влюблённые пары, семьи, одиночки - все они собрались в этом городе, чтобы открыть для себя что-то новое или же пройтись по давно изученным и привычным улицам. Вечер плавно перешёл в ночь, а я не спешила домой, вспомнилась мама. Я жутко по ней скучала, мы созвонились сразу по моему прилету, и я слышала в её голосе те же нотки, что и в своём, мы с ней так связаны и очень чутко чувствуем друг друга. Эти мысли сразу сменили картинки больничной палаты, измученные лица родителей, фантомные боли и вечно мерещащийся огонь.

Кажется, это было так давно и в то же время словно вчера. А потом всё изменилось, появился Доронин, он вошёл в мою жизнь широким, хозяйским шагом, ломал мои представления обо всём вокруг, вынуждал проникнуться им. И я прониклась, потеряла голову, я так мало говорила с ним о чувствах, думала. Молчала, а теперь жалею. Наши с ним отношения больше похожи на спектакль без слов. Мы лишь чувствовали, обжигались, обожали, но продолжали молчать.

Никто из нас, наверное, так и не осмелился сказать о самом главном, и это не банальное «я тебя люблю», вовсе не оно.

Сейчас, сидя здесь, в англоязычной стране вдали от дома, я так хочу отмотать время, хочу поговорить с ним по душам, понять его, рассказать о себе, о своих чувствах, хочу, но не могу. Время не возвратишь, если только ты не герой фэнтези-фильма.

В свои апартаменты я возвращаюсь за полночь, таксист молча кивает, когда я вылезаю из машины, и она скрывается на просторах улиц.

Я не сразу замечаю чьё-то присутствие, успеваю зайти в холл, дошагать до лифта, и когда двери уже почти закрылись, чья-то нога не позволяет лифту поехать вверх.

Поднимаю глаза, видя перед собой Данила, сердце сжимается. И я невольно прижимаю к груди статуэтку, которую купила маме в качестве сувенира.

Доронин нажимает кнопку четвёртого этажа, убирая руки в карманы. Он молча пробегает по мне взглядом, говоря тихое «Здравствуй».

- Здравствуй.

Смотрю на него, видя совершенно другого человека, в нём нет привычной уверенности, нахальности. Он прижимается спиной к зеркалу, продолжая изучать моё лицо.

- Гуляла?

- Да, - опускаю взгляд.

- У тебя всё хорошо?

- Наверное, да. А у тебя?

Пялюсь на его обувь, коричневые кожаные ботинки.

- Бывало и лучше, - ухмыляется как-то зло.

- Я тебе звонила…

- Сменил номер. Я прилетел поговорить, не отниму много времени.

Лифт издаёт звонкий сигнал, распахивая свои створки перед нашими лицами. Данил выходит первый и без подсказок останавливается у моего номера. Конечно, он знал, глупо думать иначе. Открываю, приглашая его внутрь.

Он перешагивает порог, снимает кожаную куртку, бросая её в кресло в гостиной, и направляется к барной стойке. Достаёт бутылку какого-то вина, разливая его в бокалы.

- Присаживайся, - указывает на высокий стул напротив себя.

- Спасибо, - забираюсь наверх, сжимая в руке бокал с вином.

- В этот раз даже не выгоняешь, - усмешка, - не дуйся, - замечает мою реакцию, - я ненадолго.

Он говорит отрывисто и как-то безразлично, именно безразлично.

- О чём ты хотел поговорить?

- Банально прозвучит, но о нас. Не говори, что нас нет и подобную чушь. Мы есть, вот прямо сейчас ты сидишь передо мной.

- Сижу.

- Через месяц ты сможешь вернуться в Москву, о том, что произошло, никто не вспомнит, не переживай.

- Спасибо, я не знала, что делать. Не думала, что всё будет так, и тем более не хотела. Я не ожидала, что люди, которым я доверяю, так поступят.

- Но они поступили, хотя это не важно, - делает глоток, - ты зря забрала документы из вуза.

- Я так решила.

- Глупое решение.

- Не тебе меня, - начинаю повышать голос и обрываю себя, - это моё решение.

- Ты вправе выбирать. Эля, на самом деле, я приехал попрощаться.

Эти слова застревают в голове, они настолько выбивают почву из-под ног, что я не слышу ничего вокруг. Что он говорит, зачем… я не понимаю… хмурюсь, пытаясь прийти в себя, начать слушать. Я хочу услышать то, что он скажет мне далее.

- Я улетаю в Штаты, там филиал компании отца, - делает ещё глоток, - впрочем, это не важно. Я просто хотел тебя увидеть и сказать, что искренне раскаиваюсь, мне на самом деле жаль, что всё получилось именно так. Ты хорошая, очень хорошая, и я не имел права портить тебе жизнь, не должен был молчать. Но всё вышло так, как вышло.

- Надолго?

- Что?

- Улетаешь. Надолго?

- Не знаю. Настолько, сколько потребуется. Не злись на меня, и, если ты не против, я буду звонить. Иногда.

- Нет, я не против.

Говорю это, а сама нахожусь где-то не здесь. Меня мотыляет от берега к берегу, как во время шторма. Он всё решил, он уезжает, пришёл попрощаться. Это правильно? Да, наверное, это правильно, а как иначе?

Разве сейчас у нас есть выход из того, куда мы методично загоняли себя на протяжении всего этого времени? Есть? Я так не думаю. Не думаю, но злюсь на него. Я ждала другого, я, как дура, надеялась на что-то… на что, Эля?