Дипломат и писатель Роберт Сесил предположил, что, возможно, «аргументы Бёрджесса внесли некоторый вклад в рекомендации, данные Эрнстом Бевином и принятые кабинетом Эттли в декабре 1948 года в пользу de facto отношений с Китаем»[603]. Это явное преувеличение, поскольку Бёрджесс только месяцем раньше приступил к работе в департаменте на самой младшей должности. Но его положение вполне позволяло ему информировать Москву о ходе формирования британской политики к КНР, основанной в октябре 1949 года, и к Корее до самого начала корейской войны в 1950 году.

Хотя Бёрджесс носил самый низший ранг – четвертый, он имел доступ к разведывательным документам Объединенного разведывательного комитета, военного комитета, дальневосточного командования и штаба Макартура, командовавшего союзными войсками в Японии. Он также работал в тесном контакте с информационным исследовательским департаментом (вероятно, его пребывание там не было совсем уж катастрофическим), разными служебными департаментами, а также имел контакты с британскими дипломатическими представительствами региона.

Когда Китайская коммунистическая партия (КПК) и СССР сблизились, британская и американская политические линии стали расходиться. Если Америка изначально хотела наложить торговые санкции, Британия, которая должна была принимать во внимание свои крупные инвестиции в Китае и хотела сохранить положение Гонконга, называла такие санкции контрпродуктивными, подталкивающими Китай к СССР. Разными были и взгляды на Формозу: британцы считали ее очередной китайской провинцией, которая падет перед коммунистами, а американцы хотели оторвать ее у коммунистов, не в последнюю очередь из стратегических соображений.

В архивах дальневосточного департамента много оценок Бёрджесса, акцентирующих важность быстро развивающихся событий, демонстрирующих его знания, проницательность и способность рассматривать явление в историческом контексте. Мнению Бёрджесса доверяли вышестоящие начальники – ему часто поручали составлять проекты ответов для Скарлетта и отклики на парламентские запросы. Он никогда не боялся идти наперекор оценкам руководства и отстаивать свою точку зрения. Теперь он мог поставлять в Россию даже больше материалов, чем раньше, и даже потребовал у Москвы чемодан для транспортировки документов.

Роль Бёрджесса заключалась в анализе и трактовке событий, а не в формировании политики, но тем не менее он обладал возможностью информировать советских хозяев обо всем, что известно англичанам и что они делают. 4 апреля 1949 года был подписан пакт о создании НАТО – организации, призванной сдерживать возможную агрессию Советского Союза против Западной Европы. Его подписали двенадцать стран. Председатель Мао заявил, что будет поддерживать Россию. Тогда Бёрджесс писал: «Пекин, резиденция КПК, не замедлил объявить о полной поддержке СССР в случае войны с атлантическими силами»[604].

Среди документов, прошедших через его руки, был доклад ЦРУ «Перспективы советского контроля коммунистического Китая», где было сказано: любое заявление, что китайским коммунистам понравится, чтобы иностранцы продолжали бизнес, как всегда является всего лишь уловкой для обеспечения признания смены режима и минимизации иностранной оппозиции. Бёрджесс был склонен согласиться с этой постановкой вопроса и добавил документ в свой чемодан.

29 апреля он прочитал мнение Объединенного разведывательного комитета о природе русской воздушной помощи Китаю. В секретных докладах перечислялся «в некоторых случаях поименно советский военный персонал, переведенный в Китай после революции, оружие, привезенное им с собой… аэродромы, которые русские строят, и обучение, организованное для сил Мао. Столь точное знание того, как много известно западной разведке о военной стороне вопроса, было высоко оценено в Москве в месяцы, предшествовавшие началу корейской войны»[605].

6 мая 1949 года Бёрджесс обеспечил связь с атташе по срочным мерам, которые принимаются в посольстве в Нанкине, который вот-вот перейдет к коммунистам, для охраны секретных документов. Тремя неделями позже он допустил, что китайская революция одержала верх, отметив 26 мая, что после захвата коммунистами крупнейшего города и порта Шанхай китайская революция необратима[606].

В мае коммунистическое руководство обратилось к Соединенным Штатам с утверждением, что произошел раскол между промосковской радикальной фракцией Лю Шаоци и либеральной фракцией Чжоу Эньлая, который хотел, чтобы хорошие отношения с западными державами помогли Китаю справиться с экономическими трудностями. Мао Цзэдун, бесспорный лидер, был выше фракционной борьбы, однако направление партийной политики зависело от того, какая фракция одержит верх. Победа Чжоу Эньлая означала, что КПК не всегда будет следовать внешнеполитической линии, указанной Москвой, оказывая умеренное влияние и снижая опасность войны. Соответственно, американцы были готовы поддержать Чжоу.

Британцы получили аналогичное послание в августе, хотя слегка переделанное, чтобы отвечать британским интересам. Первая реакция Форин Офис – заметка Бёрджесса, который отметил, что «довольно широкое распространение этой информации Чжоу и его выбор журналистских каналов делают позицию очевидной». Он также указал: «Я и мои друзья занимаем умеренную позицию; давайте сотрудничать, чтобы держать экстремистов подальше… прием, который широко использовали японцы и нацисты для получения уступок, даже когда в действительности проводилась враждебная политика»[607]. Хотя Коутс и политический советник Эслер Денинг были готовы поверить, что это искренний подход, Бевин, став на сторону Бёрджесса, но используя аналогию поведения советских сателлитов, отверг ее.

В августе 1949 года комитет постоянного заместителя министра выработал два документа, оценивая перспективы регионального сотрудничества на Дальнем Востоке. Он пришел к выводу, что скромные военные ресурсы страны делают прямое вмешательство в антикоммунистическую борьбу невозможным и защитой Юго-Восточной Азии должен заниматься сам регион. Документы комитета были переданы Бёрджессу для отправки в Нанкин, но потерялись. Признание нежелания британцев вмешиваться, вероятно, было довольно ценным для русских[608].

Тем летом Бёрджесс выступал в летней школе Форин Офис в Оксфорде, где были представитель МИ-5 Э.Х. Карр и Малколм Макдональд. Когда Артур Мартин весной услышал его беседу с офицерами МИ-5 и МИ-6, он счел Бёрджесса «умным парнем. Даже более того. Он обладал природным магнетизмом»[609]. Теперь впечатления были неоднозначными. Гай Лидделл записал в своем дневнике: «Там был Гай Бёрджесс из Форин Офис. И он вовсе не так уж хорош». А Билл Фридман из военной разведки вспоминал Бёрджесса «сидящим на полу… Он выглядел грязным. …Нечисто-плотный маленький человечек с грязными ногтями землекопа. Я вижу, как он сидит там… в башмаках и пуловере. Но, кстати, несмотря на отталкивающую внешность, он очень остроумен и благоразумен»[610].