Сожаление о том, что потенциальный источник нужной информации ушёл, удручало меня недолго. Появился новый источник порадовавшей меня информации. Прапорщик Хватов буквально ворвался в кабинет. Он был возбуждён и с порога чуть ли не крича начал докладывать:

– Государь, у нас всё получилось! Ни один егерь не ушёл! Сожгли всю эту сволоту напрочь! У нас потерь нет, а финнов покрошили дай боже!

После этого эмоционального всплеска прапорщик уже более спокойным тоном начал детально излагать ход операции. Как Угрюмов снял часового, как грамотно бойцы спецгруппы и привлечённые санитары устроили огненный ад финским предателям. Егеря даже визжали, когда выпрыгивали из объятых пламенем казарм. А те были построены из хорошей высушенной древесины, да ещё покрыты снаружи масляной краской. Бараки как будто специально были построены для сожжения. Узкие проходы между зданиями оказались не путями спасения для погорельцев, а своеобразными мехами, по которым поступал воздух для гигантского костра. Прапорщик немного посокрушался, что не удалось взять ни одного пленного. Но это зависело не от бойцов спецгруппы. Вооружённые карабинами бойцы имели задание стрелять по выпрыгивающим из окон егерям не на поражение, а только для того, чтобы их обездвижить. Стреляли по ногам, чтобы после того, как пожар закончится, взять пленных. Но, к сожалению, никто из раненых егерей не выжил. Слишком высокая температура была возле горящих деревянных бараков. Да к тому же горящая краска стен распространяла такой смрад, что даже сейчас дышать вблизи пожарища невозможно.

Эйфория прапорщика была понятна, да и у меня от такого итога операции вылетели из головы последние неудачи. Такая мелочь по сравнению с тем, что удалось сделать, такими небольшими силами. Всё наше копошение с Кацем меркло перед тем свершением, которое удалось сделать этой ночью. Можно сказать, сегодня была уничтожена та сила, благодаря которой и стала возможной Октябрьская революция 1917 года. Конечно, не полностью уничтожена, но ослаблена весьма сильно. А если удастся накрыть егерей на хуторе «Лосиный остров» и взять координатора всего финского националистического подполья полковника Матюхинена, то можно будет перевести дух. У германского Генштаба уже не хватит ресурсов и времени, чтобы создать боеспособное подразделение, которое смогло бы развалить Российскую империю изнутри. Недовольных российской политикой много, а способных к решительным и грамотным действиям единицы. Профессиональные революционеры, конечно, есть, и они могут совершить даже крупный экс, но грамотно спланировать операцию по захвату власти это вряд ли. К тому же если подобная операция будет гениально задумана, то где найдутся те силы, которые её смогут осуществить. Не революционные же матросы или дезертиры, у которых дисциплина, в общем-то, на нуле.

Мысль о полковнике Русской армии, который, по-видимому, является стержнем всей операции немецкого Генштаба, резанула по сердцу. Я понял причину тревоги, которая накатила на меня после допроса Фредди. Именно тогда подспудно возникла мысль, что этот полковник узнает, что великий князь остался жив, а направленное для его устранения подразделение егерей уничтожено. И он не просто остался жив и зализывает раны, а с небольшим количеством бойцов направился в имение «Липки», арестовывать его хозяина. Враг узнает всю эту секретную информацию именно от меня. Ведь это я поручил начальнику санитарного поезда как можно быстрее связаться со штабом Петроградского гарнизона, доложить о происшествии и потребовать немедленной помощи великому князю, который направился в гнездо финских сепаратистов в имение «Липки». Полковник Матюхинен как раз служил в штабе Петроградского гарнизона и вполне мог узнать о таком ЧП с санитарным поедом. Кто знает, какую должность он там занимает, а судя по званию полковник – далеко не последнюю. Вполне может быть, что рапорт начальника санитарного поезда в первую очередь сообщили именно ему. В этой ситуации меня успокаивало только одно – быстро сообщить о происшествии начальник санитарного поезда не сможет. По крайней мере подробно. Телефонная связь на железнодорожной ветке, где было совершено нападение на санитарный поезд, отсутствовала. Первоначально я чуть не обматерил обходчика, который сказал, что телефонной связи с Петроградом на ближайших станциях нет. А сейчас я даже был благодарен властям, что они не удосужились протянуть телефонные провода вдоль этой малозначимой железной дороги. Это ведь не магистральный путь на Псков, а далее на Могилёв – конечный пункт санитарного поезда. Изменение прямого маршрута произошло по просьбе начальника санитарного поезда. На станции недалеко от Тосно требовалось прицепить к эшелону вагон с медицинским оборудованием и лекарствами. Этот вагон очень ждали в госпиталях Западного фронта. Дело было благое, а пятнадцатичасовая задержка моего появления в ставке ничего не решала. Вот санитарный поезд по этой причине и начал свой путь по одноколейной железнодорожной ветке. Может быть, по этой причине Матюхинен и решил напасть на санитарный поезд на железнодорожном перегоне, где поезда ходили редко, охраны никакой, да и вызвать подмогу было невозможно.

Опытный и знающий враг засел в штабе Петроградского гарнизона. Он представлял реальную опасность не только для меня, но и для наших с Кацем планов. Его необходимо устранить любым путём и как можно быстрее. Я в уме произвёл расчёты, как быстро до Матюхинена дойдёт информация, что засада егерей провалилась, и у великого князя имеются пленные, которые при допросе могут вывести на него. В этих расчётах я отмёл телефонную связь, но вот телеграф допускал. При этом представлял, какой телетайп мог направить Павел Николаевич начальнику Петроградского гарнизона, сам диктовал слова: «Генералу Коболову срочно направить в имение Липки казаков для ликвидации крупной банды германских диверсантов – великий князь Михаил Александрович». Допустим, телетайпную ленту с этим сообщением читал и Матюхинен. Но там же не сказано, что великий князь подбирается к главным немецким агентам. И полковник, в общем-то, должен чувствовать себя в безопасности. И даже больше того, исходя из этого сообщения, он может надеяться, что великого князя всё-таки ликвидируют. Ведь Матюхинен знает, какое количество егерей сосредоточено в Липках, и почему бы ему не предполагать, что две полные роты хорошо обученных бойцов не раздавят нескольких телохранителей великого князя. Наверняка, когда Матюхинен планировал нападение на санитарный поезд, он выяснил, сколько людей сопровождает великого князя, и то, что у санитаров поезда нет ни одной даже захудалой берданки. Если исходить из этой логики, то Матюхинен дёргаться не будет, и можно в спокойном темпе заканчивать здесь все дела и двигать в Петроград, арестовывать и эту сволочь. Но гладко и идеально бывает только в мечтах, в реальности всё происходит по наихудшему варианту. Полковник, узнав о срыве операции, тормозит посылку помощи великому князю, а сам мчится на хутор «Лосиный остров», поднимать по тревоге находящихся там егерей. Когда я, пользуясь хорошими отношениями, установившимися с генералом Кобаловым, соберу боеспособные части Петроградского гарнизона, чтобы раздавить затаившихся недалеко от Выборга финских егерей, то получу в конечном итоге кровавую баню. Раздавить готовую к бою, хорошо обученную роту это тебе не фунт изюма скушать. Бой будет происходить в лесистой местности, хорошо знакомой финским егерям. А с нашей стороны будут действовать казаки – только они ещё более-менее боеспособны. Да и этих королей степей в Петербургском гарнизоне совсем немного. Хорошо, если мне пару сотен казаков выделят. И как такими силами ликвидировать хорошо умеющих воевать в лесистой местности егерей? Да никак их не уничтожишь – единственный вариант сохранить лицо, это организовать на дорогах, ведущих в Петроград, заслоны и не дать вооружённым людям просочиться в столицу. Но на самом деле это будет как расписаться в своём полном бессилии. Как страусу, спрятать голову в песок, чтобы не видеть и не слышать надвигающуюся гибель. Ведь егеря и тот же самый Матюхинен никуда не испарятся, а, обойдя все эти заслоны, окажутся в Петрограде и продолжат осуществлять своё чёрное дело – развал Российской империи.