Было объявлено, что Американский аэроклуб наградит братьев по возвращении золотой медалью. Конгресс также проголосовал за то, чтобы президент Уильям Тафт наградил братьев медалью, а Дейтон готовился к самым грандиозным празднествам в своей истории.

Но при всем внимании к тому, что делали Райты, росло понимание того, как активно развивается летное дело во Франции. Полгода назад численность производителей аэропланов в Париже и окрестностях не дотягивала до полудюжины. А уже 25 апреля «Нью-Йорк таймс» сообщила, что не менее 15 предприятий отрасли работают на полную мощность. Если Райты были центром и фронтом революционных перемен, то французы все активнее заполняли остальное пространство сцены.

Крупнейшее соревнование, международный летный конкурс, было запланировано на предстоящее лето в городе Реймс к северо-востоку от Парижа, в местности, которая славилась своим шампанским.

III.

После завершения демонстрационных полетов в По Уилбур провел несколько дней за разборкой и упаковкой нового «Флайера» для транспортировки в Рим. Машина, на которой он летал в Ле-Мане и По, подлежала передаче в музей в Париже. Кроме того, шел последний этап подготовки учеников, после чего все трое должны были свободно летать в одиночку. Орвилл и Кэтрин уже вернулись в Париж. 23 марта Уилбур также выехал из По во французскую столицу.

Через несколько дней все трое Райтов приехали в Ле-Ман, чтобы принять участие в дружеском прощальном банкете. Спустя три дня Уилбур и Харт Берг уже сидели в поезде, направлявшемся из Париж в Рим, где через неделю к ним должны были присоединиться Орвилл и Кэтрин.

К удовольствию Кэтрин, общественная жизнь в Париже по-прежнему била ключом. Она с гордостью сообщила отцу, что стала единственной в истории женщиной, приглашенной на обед в аэроклуб. «Тебе надо было видеть это, – написала она. – Я сижу там, такая же важная, как ты… говорю по-французски так же свободно, как и все остальные! Это было что-то, я тебе говорю!» Но лучше всего, сообщала она епископу, было то, что за него подняли бокалы. «Они выпили шампанское в твою честь!»

Кэтрин и Орвилл выехали в Рим 9 апреля и прибыли туда во второй половине следующего дня. Они обнаружили, что город заполонили толпы туристов, среди которых было около 30 000 американцев. Кэтрин и Орвилл, очевидно, не были готовы увидеть столько народа. Гостиницы, рестораны, памятники и музеи были забиты людьми. Харт Берг нашел для них номера в отеле напротив дворца Барберини. Уилбур находился в нескольких километрах к югу от города на аэродроме Ченточелле, но в этот раз он жил не в ангаре, а в расположенном неподалеку коттедже на территории поместья, принадлежавшего одной графине.

С точки зрения целей и задач, которые стояли перед Райтами в Риме, они достигли безоговорочного успеха. С 15 по 26 апреля Уилбур совершил более 50 полетов, и все они прошли под бурные аплодисменты публики и без малейших неприятностей. Он обучал итальянских военных управлять своим самолетом, читал лекции школьным учителям и их ученикам и брал с собой в полет пассажиров. Один из них, оператор-хроникер, впервые в истории снял документальные кадры с борта летящего самолета.

Как и во Франции, погода была идеальной, и огромные толпы зрителей с восторгом наблюдали за полетами. И опять среди присутствовавших не было недостатка в знаменитостях. Король Италии Виктор-Эммануил III пробирался через толпу с фотоаппаратом на плече как простой турист. За полетами наблюдали принцы, герцоги, члены кабинета министров, американский финансист Дж. Морган, его сестра и дочь, а также знаменитый американский строитель железных дорог Джеймс Хилл. Американский посол в Италии Ллойд Гриском стал одним из тех, кого Уилбур взял с собой в полет.

Но для Орвилла и Кэтрин время, проведенное в Риме, оказалось не самым удачным, особенно по сравнению с Францией. Того, что апрель считается лучшим месяцем для посещения Рима, а дворцы Цезаря, арка Константина и Колизей оказались даже более впечатляющими, чем ожидалось, было недостаточно. Кэтрин написала отцу: «Когда мы приехали в Рим, я впервые испытала ностальгию». Она и Орвилл «очень хотели вернуться домой». Она считала свою гостиницу ужасно грязной. «Мы больше ценим чистую ванную, тарелки, ножи и вилки, чем внимание, которое нам оказывают». В другом письме она сообщала: «Официанты у стола такие грязные, что я едва могу взять в рот хотя бы кусок».

Она и Орвилл нашли Дж. Моргана, его сестру и дочь довольно приятными людьми, но поведение аристократии раздражало их все сильнее. Когда пришло сообщение о том, что Виктор Эммануил прибудет на аэродром Ченточелле к восьми утра, чтобы понаблюдать за полетами Уилбура, это лишь подтвердило мысль, что короли могут доставлять неудобства. «Они всегда приезжают в совершенно неподходящее время», – написала Кэтрин.

Ланч в честь Райтов на прекрасной вилле графини Челлери, предоставившей жилье Уилбуру, был очень хорош – как и увлекательная поездка по сельской местности на новеньком элегантном автомобиле до тех пор, пока шофер, совершавший поворот на головокружительной скорости, не врезался в каменную стену. К счастью, никто не пострадал, хотя автомобиль превратился в груду металлолома.

Брат Уилбур чувствует себя прекрасно, с радостью сообщала епископу Кэтрин. Орвилл тоже выглядит хорошо, и «его состояние непрерывно улучшается, но ему, как и мне, не нравится римский дискомфорт». Они собирались через Париж в Лондон, а оттуда – как можно быстрее в Нью-Йорк.

Проведя два дня в Лондоне, где их принимали с большим почетом – в их честь был устроен банкет в отеле «Ритц» – и наградили первой в истории золотой медалью Британского общества аэронавтики, Райты 5 мая отплыли из Саутгемптона на немецком океанском лайнере «Кронпринцесса Цецилия».

Таким образом, завершилось более чем годичное пребывание Уилбура в Европе. Большую часть этого времени он провел во Франции. Именно там, в Ле-Мане, он начал летать так, как до него не летал ни один человек на земле. В Ле-Мане и По он установил все возможные рекорды дальности, скорости, высоты, продолжительности полета, кроме того, он совершил первые полеты с пассажирами. Все это было сделано на глазах людей после долгих лет их с Орвиллом работы в условиях почти абсолютной секретности. Теперь их мог увидеть весь мир.