Из обихода и документов МОК вдруг исчезли термины «любитель» и «профессионал». По выражению Самаранча, отныне Игры стали открытыми.

В феврале 1986 года исполком МОК на своем заседании в Лозанне окончательно убрал все препятствия перед профессионалами. Президент сообщил журналистам, что, изучив итоги олимпийского футбольного турнира в Лос-Анджелесе, на который были допущены профессионалы, правда, с некоторыми ограничениями – могли играть только футболисты не старше 23 лет, МОК убедился, что участие профи обеспечило ему высочайший уровень и наибольший успех. Что касается теннисистов, то трудность только одна – им придется пойти на некоторые жертвы, приостановив свои контракты на время Игр. Член МОК из Канады Ричард Паунд заявил:

– Мы хотим как можно скорее сделать Игры открытыми.

Еще более откровенным был член МОК из Бельгии принц Александр де Мерод: – Отныне никаких ограничений относительно возраста и профессионализма для участников Игр. Они должны лишь поставить свою подпись под «кодексом атлета».

Но борьба против принятия «кодекса атлета» все еще продолжалась. В апреле 1986 года Самаранч попытался принять этот кодекс на сессии Генеральной ассамблеи Ассоциации национальных олимпийских комитетов (АНОК), проходившей в Сеуле. Многие представители НОК'ов выступили против этой идеи. И, надо сказать, не самые маленькие страны: США, СССР, Великобритания… В итоге против новаций МОК высказались 152 национальных олимпийских комитета из 161. Вслед за руководителями НОК'ов столь же категоричны были и большинство Международных спортивных федераций, лидеры спорта ведущих спортивных держав, сами спортсмены, ученые, медики. Особенно резко возражали представители стран Африки, Азии и Латинской Америки, не имеющие профессионалов мирового уровня.

Прошло еще почти шесть месяцев, и 14 октября 1986 года сессия МОК в Лозанне принимает еще одно «историческое» решение – о допуске профессионалов на ближайшие Олимпийские игры. Было решено допустить к очередным Играм профессиональных хоккеистов, футболистов, конников, легкоатлетов. Правда, опять с небольшими ограничениями.

О «правиле 26» больше никто не вспоминал, впрочем, как и о самой Олимпийской хартии. Сессия проигнорировала решение Генеральной ассамблеи АНОК и мнение многих олимпийских комитетов. Не обратила внимания сессия и на позицию комиссии спортсменов МОК, которая единодушно выступила против допуска профессионалов.

После лозаннской сессии Самаранч заявил:

– В вопросе допуска мы значительно продвинулись вперед… Мы добиваемся участия на Олимпийских играх всех сильнейших. Мы должны осознать, что, с одной стороны, необходимо сохранить наши идеалы, с другой – приспосабливаться.

В мае 1987 года сессия МОК, проходившая в Стамбуле, приняла решение о допуске к Сеульским Играм теннисистов-профессионалов. Так окончательно оформилась и утвердилась идея «открытых игр», то есть Игр, открытых для всех, в том числе и для спортсменов-профессионалов.

Прошло 24 года после Токийской Олимпиады, и вновь летние Игры пришли на азиатский континент. В 1988 году их принимала Южная Корея, Страна утренней свежести, как ее называли в старину. Сеул победил в борьбе за звание олимпийской столицы японский город Нагою с внушительным счетом 52:27. Это произошло на сессии МОК, проходившей сразу же после Олимпийского конгресса в Баден-Бадене 2 октября 1981 года. Самая негативная реакция на победу Сеула последовала от руководства КНДР. Северная Корея первым делом отозвала своего члена МОК с сессии. Но это, естественно, ничего не изменило, и Оргкомитет Сеульской Олимпиады заработал четко и слаженно, с азиатской скрупулезностью и дотошностью.

Чтобы избежать даже попыток нового бойкота со стороны СССР и других соцстран, у которых с Южной Кореей не было дипломатических отношений, Самаранч предпринял определенные дипломатические шаги. В 1985 году он принял решение, неожиданное даже для многих членов МОК, пригласить КНДР провести Олимпийские игры совместно с Южной Кореей. Он предложил северянам провести олимпийские турниры по нескольким видам спорта в Пхеньяне. Предложение президента противоречило Олимпийской хартии, ведь по всем олимпийским законам право проведения Игр предоставляется городу. Но это был действительно талантливый дипломатический ход, цель которого поняли и оценили многие: прежде всего, это снимало любые протесты не только самой Северной Кореи, но и Советского Союза, Китая и других социалистических государств. Самаранч своим мудрым предложением как бы призвал всех отказаться от возможного бойкота и сохранить целостность олимпийского движения.

Пхеньян проявил интерес к предложению Самаранча, и начались почти двухлетние переговоры. Сначала КНДР предложили провести соревнования по настольному теннису и стрельбе из лука, а также несколько групповых отборочных матчей футбольного турнира. Кроме того, предложения МОК касались и церемонии открытия Игр в Сеуле: предлагалось на параде пройти командам двух корейских стран рядом, каждая под своим флагом, но как бы символизируя единение Кореи. Северяне могли принять участие и в культурной программе.

Правительство Ким Ир Сена вышло со встречными предложениями, суть которых состояла в том, чтобы их участие в Играх было значительно расширено. Например, они предложили провести весь футбольный турнир, а не только несколько матчей, а кроме этого еще три вида спорта. КНДР потребовала создать объединенную корейскую олимпийскую команду и совместный Оргкомитет с двумя сопредседателями. По их мнению, Игры должны были называться Корейские Олимпийские игры или Корейские Олимпийские игры в Пхеньяне/Сеуле. Ну, и последним аккордом прозвучало требование разделить поровну доходы от продажи телевизионных прав.

Работавший в те годы техническим директором МОК Артур Такач вспоминает:

«В поисках решения было организовано 25 двухсторонних и многосторонних встреч и совещаний со спортивными и политическими лидерами. Еще 26 встреч было проведено в Лозанне, Пхеньяне и Сеуле с участием ведущих спортивных и политических лидеров двух Корей. Наконец, в период между октябрем 1985 года и июлем 1987 года Самаранч занял место председателя на четырех заседаниях с участием делегаций национальных олимпийских комитетов Северной и Южной Кореи. Цель этих заседаний состояла в том, чтобы найти решения по всем этим предложениям. Переговоры представляли собой крайне бюрократизированный процесс, который должен был казаться скучной и пустой тратой времени тем, кто не мог понять всю его утонченность. Эти встречи дали Самаранчу возможность многократно повторять, насколько безрассуден и расточителен бойкот Игр.

Переговоры с Северной Кореей об участии в Играх продолжались. Все еще имелась возможность перевести туда олимпийские турниры по ряду видов спорта. Однако по мере приближения 17 сентября – дня открытия Игр, в позиции Самаранча произошел сдвиг. Во время пресс-конференции он заявил: «Пора сосредоточить все внимание на спортсменах, которые прибыли в Сеул, а не на тех, которых здесь нет». В последние дни подготовки к Играм все плавно встало на свои места. Китай дал разрешение корейским авиалиниям на чартерные рейсы через свое воздушное пространство для доставки спортсменов из стран Европы. Аналогичное разрешение было получено и от Советского Союза. Венгрия и Чехословакия открыли в Сеуле свои консульства и торговые представительства. Балетной труппе Большого театра на первом ее выступлении в Сеуле был оказан восторженный прием. И хотя никакого соглашения с Северной Кореей не было достигнуто, годы терпеливых переговоров, нашедших поддержку со стороны мирового общественного мнения, привели почти к полной интеграции олимпийского движения».