Еще через час полетели шифрованные запросы в Лондон, в соответствующие отделы «Сикрет интеллидженс сервис». Там легко установили, что Восточно-тюркским отделом Главного управления СС на самом деле руководил Рейнгольд Ольшер и что именно он поставлял материал для шпионской и диверсионной работы. Ольшер был знаком британской секретной службе еще с момента разоблачения и ареста Мустафы Чокаева. Чокаев донес об этом событии после вербовки на пост президента Туркестанского национального комитета, созданного гитлеровцами в Берлине. «Я перешел на службу к нацистам, – объяснил свой поступок Мустафа Чокаев, – так как другого выхода не было. Здесь, в Берлине, я смогу быть более полезным вам, чем в Париже. Париж надолго закрыт для тюркского национализма. Все сосредоточилось сейчас в Германии и духовно и физически». В донесении упоминался и человек, завербовавший Чокаева. «Очень решительный и очень доброжелательно настроенный по отношению ко мне, – объяснял первый президент ТНК. – Доверие полное…»

Больше фамилия начальника «Тюркостштелле» не упоминалась. Донесений от резидента «Сикрет интеллидженс сервис» было несколько. Последнее поступило в начале 1942 года. Потом Чокаев смолк. Он был убран своими сообщниками по борьбе за установление нового порядка на Востоке – нацистского порядка. Смолк Чокаев, и докладывать о начальнике «Тюркостштелле» стало некому. Правда, игра в двойника Саида Исламбека не прошла мимо английской разведки, но агенты секретной службы не догадались, что это имеет какое-то отношение к «Сикрет интеллидженс сервис». «26-й» не был известен британскому бюро в Европе – он просто не существовал для него, а то, что в объявлении Исламбек именовался английским шпионом, только настораживало агентов бюро. Ольшер открыл для Корпса и его шефов «26-го» – Саида Исламбека. Он связал «двадцать шестого» с Мустафой Чокаевым, а Чокаев являлся резидентом «Сикрет интеллидженс сервис», – в этом уж Ольшера переубедить нельзя, начальник «Тюркостштелле» лично вербовал Чокаева в Париже, а до этого Дитрих ознакомил его с досье лидера тюркских эмигрантов: в досье точно сказано, что Чокаев служит английской разведке с 1918 года. Иначе говоря, Ольшер лучше осведомлен о резиденте британской секретной службы, чем сами англичане, и возражать ему бессмысленно…

Две недели Лондон уточнял, выяснял, проверял и, наконец, передал на континент ответ – никакого пакета не поступало, хотя такой пакет весьма интересует «Сикрет интеллидженс сервис». Появись он, Лондон уплатил бы не только свободой Ольшера, но и фунтами стерлингов, щедрыми фунтами.

Не значился нигде и агент по кличке «Исламбек» или другой, связанный с Мустафой Чокаевым. Видимо, Чокаев завербовал его перед самой смертью и сообщить не успел. Не упоминалась нигде и Надие Аминова – переводчица капитана Ольшера…

Вторая встреча Корпса с интернированным начальником «Тюркостштелле» протекала уже в более скучной обстановке. Майор смотрел на Ольшера с недоверием, а в конце беседы – с сожалением. Возможно, Ольшер в самом деле направил секретные документы на Запад – слишком убежденно и горячо говорит он, слишком подробны его сведения о содержании пакета, но цель не достигнута, и этим все сказано, все безутешное и горькое.

Эсэсовец сидел на скамье, голой, выкрашенной в противно-серый, безнадежно пустой цвет, и тер виски.

– Я ни на минуту не сомневался, – говорил он уже потерявшим уверенность голосом. – Ни на минуту…

Что мог ответить Корпс? Согласиться с пленным. Кивнуть сочувственно: да, бывает. И только… И все же Корпс ответил:

– А если… если он не взял… Не сумел отнять пакет у того, второго…

Неожиданное сомнение. Оно на какую-то долю секунды поразило Ольшера, заставило почувствовать обреченность. Но он тотчас вырвался из этого неприятного состояния, и не потому, что оно было страшным, напоминало о безнадежности, а потому, что гауптштурмфюрер не поверил Корпсу. Самой возможности не поверил.

– Вы не знаете этого человека… Он все мог. И все может, – Ольшер перенес Исламбека в настоящее.

– Разве Исламбек жив? – удивился Корпс.

Новое сомнение! Откуда взял его этот розоволицый майор? Откуда вообще он берет сомнения? Или напичкан ими, словно бочка сельдью? Да, да, бочка. Майор очень похож на исландские бочонки с сельдью. Крашеные бочонки.

– Вы ничего не знаете об Исламбеке? – с недоверием посмотрел на Корпса гауптштурмфюрер. – Ничего?

– Ничего… Однако он не дошел до нас. Не смог. Или не захотел…

Снова сомнение.

– Черт знает что! – вспылил Ольшер. Он уже не мог не злиться, хотя раздражение и мешало этой сдержанной беседе. – Не смог, могу еще поверить: человек падает, такова судьба всего живого в нашем мире. Но он не из тех, кто падает первым. Он падает последним! Вы поняли меня, господин майор?

– Пытаюсь…

– Так вот, он мог упасть лишь последним… Вслед за мной, – Ольшер бросил оценивающий взгляд на розовощекого, пышущего здоровьем Корпса. – И даже вслед за вами… Иначе говоря, в это я могу поверить. Но не захотел – исключается! Он действовал не ради меня и даже не ради вас, заметьте. Ради себя! А другой дороги у него не было…

Корпс не умел существовать без сомнений, это противоречило его сущности. Он сказал:

– Отчего же не было?

– А?! – отшатнулся от майора Ольшер. Как он сам не подумал о другой дороге? Главное, почему не подумал, ведь было столько времени для этого. Или не мог – слишком верил в начертанное Дитрихом, верил Исламбеку с его таинственным и таким заманчивым вторым километром Берлинер ринга. Верил англичанам, именно англичанам, и ничего другого в голову не приходило, абсолютно ничего. Ломая все внутри – привычное, ставшее обязательным и даже необходимым, Ольшер со стоном признался. Корпсу признался, а может, самому себе: – Была другая дорога…

– Несколько, – помог гауптштурмфюреру Корпс. И опять внес сомнение.

– Нет! – отбросил сомнения Ольшер. – Две! Всего лишь две. И вы знаете вторую…

Под золотой оправой ольшеровских очков родилось незнакомое Корпсу, но привычное для тех, кто видел гауптштурмфюрера прежде, тепло удовлетворения, даже надежды. Оно всегда было едва уловимым и походило на отзвук умиления. Корпс понял это как порог истерики – ему почудились слезы на ресницах капитана. Да, положение эсэсовца трагическое!

– Дановен!

– Что? – не разобрал майор слова, произнесенные почти шепотом.

– Уильям Джозеф Дановен, – повторил Ольшер теперь уже четко. – Мне нужен генерал-майор Дановен.

Откуда эсэсовец узнал имя начальника Управления стратегических служб США? Впрочем, это не так уж удивительно – немцы могли знать своих противников. Корпс допускал подобную осведомленность. Но требовать к себе «бога разведки» – предел наивности и даже наглости. Конечно, эсэсовец потерял чувство реальности. Бедняга просто жалок!

– Вы забыли, господин Ольшер, что я английский офицер, – заметил Корпс и встал, чтобы дать понять собеседнику о своем намерении уйти.