– Я всего лишь хочу найти эту девушку.

– Зачем тебе так надо путаться с темнотой?

– Может, это она путается со мной, – сказал я.

– Может быть. – Она кивнула и поглядела на меня с выражением одновременно любезным и вызывающим. – Раз ты хочешь знать, я все тебе покажу. – Мамка закрыла глаза, несколько раз глубоко вздохнула, затем снова взглянула на карты. Через несколько секунд она сказала: – Тебя окружают беды.

– Пусть так.

Она покачала головой, отчего плоть на ее шее всколыхнулась, и снова протянула руку к картам.

– Обычно, когда я это делаю, все яснее, но теперь… Ничего толком не складывается. Я… – Она отсчитала несколько карт из колоды, затем выбрала одну. Осторожно, как будто боялась, что стол сломается под ее весом, Мамка выложила карту рядом с той, что уже лежала в центре. – Здесь что-то есть, я… Господь всемогущий, я никогда прежде такого не видела. Ничего подобного, ничего… – Впервые на ее лице отобразились в большей мере страх и беспокойство, нежели замешательство. – Я за свою жизнь навидалась немало отрицательных энергий и темных духов, но такого… ничего… такого я раньше не встречала. Такого сильного… Это не просто темнота, но что-то… нечистое. Злое. – Несмотря на жару в комнате, Мамка вздрогнула и начала тереть ладонями голые руки. – И есть там что-то еще, что-то… что-то про глаза. Occhi violenti.

– Что-что?

– Occhi violenti, – повторила она. Ее лицо превратилось в маску тоски и нарождавшегося ужаса. – Жестокие глаза.

– Что это значит?

– Смерть, – громким шепотом ответила она. – Это святотатство, святотатство, вы не можете… вы не можете его остановить, оно уже окружило вас.

– Я не…

– Так много смертей. – Мамку снова передернуло, на ее одутловатом лице одна за другой сменялись гримасы испуга. – Господи, милостивый Боже, это…

Я почувствовал, как ко мне возвращается прежний гнев. Хватит с меня дыма и теней. То, что начиналось как знакомый, повторенный тысячу раз трюк, превратилось во что-то большее, настоящее – чего она явно не ожидала.

– Оно как поток, такой… сильный, но… Я никогда не видела ничего подобного. Он холодный. – Ее руки тряслись теперь так сильно, что Мамка с трудом удерживала карты. Задыхаясь в царившей в комнате неподвижной духоте, я заметил, что руки женщины покрылись гусиной кожей. Ее одолел новый приступ дрожи. Колода выпала у нее из рук, и карты рассыпались по столу. Мамка снова покачала головой, как будто отвечала голосам, которые слышала только она, потом, уставившись на мешанину карт, скривилась, сощурила глаза. – Господи Иисусе, – шептала она, водя руками над столом. – Господи… Господи милосердный.

Дональд бросил сигарету на пол и наступил на нее.

– Все это ерунда, – сказал он без особой уверенности. – Полнейший…

Полное тело Мамки начало трястись, губы зашевелились, как будто она беззвучно молилась. Казалось, что она смотрит сквозь карты как через портал в глубины ужаса, открывшиеся только перед ней.

– Нет, вам… вам надо уйти.

– Что ты видишь? – спросил я.

Она быстро заморгала.

– Вы не понимаете, вам… вам надо уйти.

Я встал, наклонился над столом.

– Что ты видишь?

– Убирайтесь, – прорычала она, приходя понемногу в себя. – Убирайтесь, я…

– Что! – Я ударил по столу ладонями. – Скажи мне, черт побери!

Тело Мамки продолжало содрогаться. Она подняла руки, как будто пыталась отгородиться от меня.

– Я туда не хожу, я туда не хожу, Господи Иисусе, я туда не хожу, я…

– Местные начинают нервничать, – сказал Рик, указывая в сторону бара. – Надо убираться.

Кто-то схватил меня за плечо. Я сообразил, что это Дональд, высвободился и шагнул к Мамке.

– Куда ты не ходишь, Мамка? Куда ты не ходишь?

На глазах у нее выступили слезы, она протянула ко мне руки, и я увидел, что кончики ее пальцев как будто ободраны, а вокруг ногтей и кутикул выступила кровь. Как будто она много часов скребла цемент.

И я вспомнил сон, в котором руки Бернарда выглядели почти так же.

– О боже, – негромко сказал Дональд.

У меня по спине пробежал холодок.

– Куда, Мамка? – настаивал я. – Куда ты не ходишь?

Она начала давиться.

– Так… так много крови… целые реки.

– Уходим! – внезапно объявил Рик. Он стоял в проеме, частично загораживая от меня бар, но даже сквозь дымку, я заметил движение в полумраке. По громкому голосу Мамки они догадались, что происходит что-то неладное, и теперь приближались.

– Куда, Мамка?

Она тихонько заскулила.

– В темноту. – Она взглянула на свои окровавленные пальцы и начала плакать; теперь казалось, что она не совсем в себе, как будто не вполне осознавала окружающее. – В темноту под землей. Из этой темноты нельзя возвратиться. Ты не знаешь, не представляешь, что там, внизу… оно не такое, как мы. Оно хочет вас, хочет заманить вас к себе под землю. – Ее губы двигались медленно и как будто немного вразнобой со звучавшим голосом. – Оно к вам пристрастилось. Оно поджидает вас в темноте под землей. Из этой темноты нельзя возвратиться. Никогда.

– Почему, Мамка? Скажи мне, почему.

– Потому что нужно умереть, чтобы там оказаться.

Я не успел ничего сообразить, а Рик и Дональд уже тянули меня к двери.

– Нужно умереть, – раздавался позади нас голос Мамки. – Нужно умереть, чтобы там оказаться.

Тули и его высокий приятель пробежали мимо нас в заднюю комнату, ненадолго задержавшись, как будто не знали, следует ли им остановить нас или сначала помочь владелице бара. Они выбрали второе, и мы продолжили путь: Рик впереди, я замыкающим, Дональд между нами.

Бармен выскочил из-за стойки и шагнул нам наперерез. В руках у него была бейсбольная бита, и он угрожающе ею замахнулся.

– Какого хрена вы с ней сделали?

Рик замахнулся и нанес два быстрых удара, один ему в живот, другой в горло. Бармен отлетел назад и рухнул перед стойкой, уронив два табурета. Бита выпала у него из рук и откатилась в угол.

Мы были уже почти у двери, когда сзади раздались крики и топот. Я обернулся как раз вовремя и увидел, что на меня несется татуированный громила. Тули топотал следом.

Может быть, продолжай я бежать, я успел бы проскочить через дверь. Но вероятнее всего, нет. Выяснить это мне не довелось, потому что я внезапно замер на месте, и, попытавшись остановиться, мой преследователь едва не налетел на меня. Я замахнулся что было сил и ударил, пока он не успел восстановить равновесие. Мой кулак врезался ему в физиономию сбоку, и сила удара отдалась мне через запястье в руку и плечо. Громила пьяно отшатнулся и упал на пол.