Дарсата положила ладонь на его плечо, покрытое кожаным щитком. Чешуя из аспайны, нашитая на кожаную основу, тихо звякнула, когда Таскар накрыл ее пальцы своей ладонью.

— Ты не нашел ее мертвой, верно? — сказала Дарсата, не отнимая руки.

— Да. Не нашел. Следы ее коня оборвались, словно проклятый туман поглотил Амакангу и уволок с собой.

— Хорошо, — облегченно выдохнула осарта, высвобождая руку. — Оставь мне пояс и иди. Очень скоро мне понадобится твоя защита.

Таскар порывисто поймал ее ладони и пал на одно колено.

— О боги, Дарсата! Давай уйдем в мой клан! Пока Мадсак будет пропивать победу, пока волки будут делить кусок власти, мы соберем всех преданных Амаканге параласпайнов, все верные ей кланы, и снесем властолюбцев одним ударом. Молю, давай уедем!

Взгляд жрицы был полон нежности и печали.

— Мой преданный воин, какие странные слова я слышу из твоих уст! Неужели ты забыл, кто я?

Таскар упрямо замотал головой, темные кудри, с сединой на висках, разметались по плечам.

— Нет, нет, нет! Не надо говорить мне то, что известно всем. Речь только о тебе и мне. Не поминай Арта и его аз-коны. Ответь на единственный вопрос, который ты давно знаешь.

Дарсата подняла взор к потолку шатра. Не надо ничего говорить. В порыве страсти, почувствовав близость, Таскар принялся за старое, которому не повториться, несмотря на все его уговоры.

Параласпайн поднялся на ноги, не дождавшись ответа. Он знал, что так и будет, но никогда не сдавался, не терял надежды.

— Не надо меня просить о защите, — глухо произнес он, не поднимая головы. — Я всегда рядом.

Кровь… Она — сок жизни и утоляет жажду вождей, она — вино для духов… Она — зов родного сердца. Кровь сестры могла провести Дарсату по нити миров и освободить Амакангу из плена. Скифов? Слепого случая? Из плена чар. Только злые чары могли наслать на отступающий отряд сарматов такой густой туман. Только злые чары могли выдернуть раненую царицу из родного мира. Только злые чары могли отвернуть светлый лик Арта, покровителя царицы.

Со времени пропажи сестры прошел день, и еще не поздно пройти по следам зла. И кровь на поясе поможет Дарсате.

Таскар, Варкас и Арсанар провели осарту к месту сражения и оставили одну на небольшом возвышении у излучины реки.

В серых сумерках раннего утра Дарсата разожгла большой костер и, скинув с себя одежду, подвязалась поясом сестры. В левую руку она взяла посох с бронзовым навершием в виде дерева жизни, сплетенного из фигурок священных баранов. Правой подняла меч длиной в руку.

— О Арта милосердный! О солнце! О пламя! О вода! О ветер! О мать-земля! — глубоким голосом произнесла осарта. — Прошу вас! Помогите открыть истину!

Она полоснула мечом по левой руке и стряхнула капли с клинка в ревущее пламя…

Таскар, стоявший у основания холма, не мог отвести взгляда от прекрасной фигуры обнаженной женщины, начинающей танец духов у костра. Вот она резко рубанула мечом пламя — сбросила капли жертвенной крови. Замерла на пару мгновений, качнулась из стороны в сторону, словно прислушиваясь к едва различимым голосам, и пошла по кругу, замирая на каждом шагу.

Над степью пронесся звук, словно сказочный великан ударил в бубен. Таскара толкнуло налетевшим дуновением. Мир качнулся. Параласпайн почувствовал страх, волною накативший на него, и понял, почему Дарсата запретила им троим смотреть на танец.

— Духи вовлекут тебя в пляску, и ты погибнешь, — предупредила жрица.

— Ради тебя…

Она подняла руку, велев ему замолчать.

— Не будь так безрассуден, Таскар! Ты только помешаешь мне. — Она едва не сорвалась на крик, чтобы пресечь его возражения. Дарсате всегда не нравилась эта его черта — рядом с ней опытный параласпайн превращался в упрямого, капризного мальчишку.

— Танец — удел жрицы, а не воина!

Таскар поджал губы, упрямо глядя ей в глаза. Взгляд осарты смягчился. Ладонь коснулась его щеки.

— Прошу, не спорь. — В ее голосе появилась нежность.

Воин коснулся запястья Дарсаты губами. Она позволила ему это, понимая, что так не должно продолжаться долго.

— Я не могу защитить тебя от злых духов, — с тяжестью в сердце произнес он. — Но, клянусь, ни один чужак не поднимется на холм с оружием или без, пока ты не закончишь свой танец…

Ткань мира не порвалась. Она стала упругой, прогнулась под движениями Дарсаты, будто полотно легкого шатра. Замерзшая река, камышовые берега, серое небо над головой и размытая линия горизонта постепенно слились воедино. Дарсата оказалась внутри кокона. Здесь не было времени, пространства, а она все ускоряла кружение танца, заставляя разум отринуть понимание происходящего.

В конце концов Дарсата почувствовала себя рыбой, плывущей во мглистой глубине без каких-либо ориентиров, но каждой клеткой тела слышащей зов. Зов крови. Чужой мир открылся ей через туннель. Будто осарта очутилась в матовой гробнице: вокруг костра — купол, небольшой коридор-дромос ведет наружу. Она ожидала увидеть сражение или отряд параласпайнов во главе с Амакангой, идущий по замерзшей реке. Она готова была увидеть падающую с коня сестру и кровь на ее бедре, готова была подставить ей свое плечо и, если придется, вступить в неравный бой со скифами, но судьба распорядилась иначе.

Дарсата стояла на том же холме над излучиной замерзшей реки. Рыжеволосый воин, одетый в одни анаксириды — шаровары — цвета травы, стоял спиной к осарте, наблюдая за сражением на льду реки. Второй, с замотанной головой, видимо, был его кагар — раб. Он прятался за спиной господина, содрогаясь от холода, ползущего по склону холма. Сколько было гордости и силы в фигуре воина, столько же раболепства и страха в позе кагара, хотя Дарсата сказала бы, что они одногодки. Так иногда делают: раб растет рядом с господином, чтобы прислуживать ему всю жизнь и лечь с ним в курган после смерти. За спиной воина висел мешок с множеством нашитых на нем кармашков, а из-под мешка торчала рукоять оружия. На широком поясе — тяжелый нож в ножнах. Несомненно, воин был паралатом — как скифы называют своих царей-воинов, — вождем этого мира.

Дарсата поспешила оглядеть происходящее на льду и едва не закричала от досады: она застала самый конец битвы, когда отряд Таскара прорвался из окружения, прикрывая сестру. Видение битвы стало таять, отступающие параласпайны превратились в тени и растворились в тумане. Скифы бросились следом, но Дарсата так и не увидела, догнали ли они Амакангу. Конечно, догнали. Теперь она знала точно.

Осарта закрыла лицо руками, скорбя о доле сестры. Арта, за что ты так караешь свою верную жрицу? Где твой свет, твоя правда? Дарсата поняла, что ей удалось попасть сразу в два мира: мир рыжего воина и в мир-час ледового сражения. На секунду она задумалась: а что, если паралат имеет какое-то отношение к Амаканге? Что, если не зря судьба свела их здесь, на кургане, вместе?