– К Батыю, – поправил Константин.

– Да не все ли равно? Хоть к Наполеону! Думаешь, он тебя послушается? А нам всем надо дружно подставить правую щеку, когда слева по челюсти съездят.

– Левую, – вновь внес негромким голосом Константин свою правку и, заметив озадаченное лицо Миньки, пояснил: – В Библии бьют по правой, после чего рекомендуют подставить левую.

– Да какая к хренам разница! – разбушевался не на шутку Минька. – Главное, что у всех морды в крови, а враг доволен, гад. У него войска сколько будет? – обратился он к Константину.

– На Калке – не знаю, зато потом Батый приведет тысяч сто-двести конницы. Это по моим самым скромным прикидкам[38]. И каждый запасную лошадку имеет.

– Во, – Минька торжествующе и чуть ли не с радостью поднял указующий в потолок палец. – Четыреста тысяч одних лошадей. А у нас?

– У Кости, как я понял из нашего вчерашнего разговора, всего несколько сотен. У остальных, скорее всего, примерно по столько же, – вступил в разговор молчавший до сих пор Славка. – Так что даже если и смогут объединиться все князья в кучу, то самое большое двадцать-тридцать тысяч наберут. К тому же, насколько я помню историю, Рязани так никто и не помог. Да и остальные тоже все больше в одиночку гибли.

– Правильно говоришь, – кивнул одобрительно Костя. – Правда, к этому количеству можно сотню тысяч ополченцев еще приплюсовать.

– Это как в Великую Отечественную, – хмыкнул иронически Славка. – Необученную толпу бросить против профессионалов. Пушечное мясо, оно и есть пушечное мясо. Так тогда мы хоть количеством задавить могли, а сейчас и этого преимущества не будет.

– Так, может, следует объединить всех, обучением мужиков заняться в первую очередь, а не гранатами всякими дьявольскими, прости, Господи? – попытался возразить Николай.

– А ведь наши юные друзья правы, отче, – вновь вступил в разговор Константин. – Ну, предположим, удастся всех воедино собрать, и что? Численность – ни в какое сравнение, а уж про обученность и дисциплину вовсе говорить нечего. Будет как на Калке, каждая дружина сама по себе, потому что всякий князь только себя в главное начальство метит и уступать никому не желает. Если же удастся внедрить все, что задумано нашим юным Эдисоном, то есть надежда хотя бы уравнять шансы.

– А дальше что? – трагическим шепотом вопросил Николай. – Ведь мысль на месте не стоит. Не успеем и глазом моргнуть, как пистолеты с ружьями появятся. А там, лет через сто, глядишь, и до автоматов с пулеметами дойдет. Еще через сотню лет «катюши» будут, танки и в самом скором времени, пожалуйте, ядерная бомба. А сознанием-то люди и в двадцатом веке до атома не доросли.

– И что ты предлагаешь? Какой выход? – Константин понимал, что в словах Николая есть здравый смысл. Действительно, не следовало бы блистать в средневековье военными познаниями, двигать вперед семимильными шагами науку уничтожения, а не созидания. Но Калка, но татары, но огромное полчище Батыя и истерзанная Русь под копытами монгольских коней – как с этим быть?

– Так ведь оно ясно. – Николай наконец отчетливо и ясно узрел перед собой выход, нарисовавшийся как на картинке, и, захлебываясь от восторга, спешил поделиться увиденным со своими собеседниками: – Душу каждую очистить от скверны. Злое вытряхнуть, а доброе, чистое, светлое – а оно у каждого негодяя, хоть и помалу, но есть – наружу всем показать. Вот же оно, хорошее, солнечное в вас – растите его, приумножайте, с другими делитесь. Оно от этого не уменьшится, а, наоборот, увеличится.

– Поделись улыбкою своей, и она к тебе не раз ещё вернется, – вполголоса замурлыкал Славка, но Николай, не обращая внимания на ироничный тон, лишь обрадовался поддержке, пусть даже такой.

– Правильно, не раз и не два вернется. Обязательно вернется. Нет ничего прекраснее светлой человеческой души. Не зря ведь сказано: красота спасёт мир. Это именно про ее красоту.

– В принципе, я согласен, – примирительно заявил Константин. – Это все здорово, и этим мы обязательно займемся. Организуем какой-нибудь университет красоты, доброты, тепла и света. Выпустим уйму педагогов оттуда, они будут работать в школах и нести светлое, доброе, чистое в не запачканные осознанным злом детские души. Я обеими руками за это. Да и из них, – он указал на Славку с Минькой, – никто, думаю, возражать не будет. Однако до всего этого надо еще дожить, а враг, образно говоря, на пороге, и всю эту красоту ровно через двадцать один год он похерит и вырубит под корень. По-моему, надо решить ближайшую задачу, причем постараться выполнить ее, как еще большевики учили, малой кровью и на чужой территории. А для всего этого не обойтись без секретного оружия. Как говорили в Древнем Риме: хочешь мира – готовься к войне.

– И где этот Древний Рим? – скептически усмехнулся Николай, не желая сдаваться без боя. – Хваленая воинская дисциплина, закаленные в боях легионы. Мастерства и воинского умения не занимать, а погибли, растоптанные простыми необученными варварами. Сила уступила духу.

– Это верно, – кивнул головой Константин. – Только надо добавить, что сила к тому времени обросла жиром и мышцы ее частично одрябли, а частично и вовсе разложились.

– Ну, хорошо, а где все могучие империи прошлого? Где завоевания Александра Македонского, Карла Великого и даже того же самого Чингисхана. В конце концов, у них всех только один путь – упадок и развал.

– Ну, это уже совсем из другой оперы, – возразил Константин. – Нам не нужны ни империи, ни завоевания. Скорее наоборот – самим бы уберечься от завоевателей. А что касается силы духа, так он боевой технике никогда не был помехой. Напротив, именно когда они сочетаются, и рождается непобедимая армия.

– Начнете бряцать оружием и вскоре сами не заметите, как станете завоевателями. Мне жаль, что я не смог убедить вас, – печально вздохнул Николай.

– Убедить в чем? – вновь не согласился Константин. – В том, что нужно искать другой выход, а не полагаться только на дружину да на новое оружие Михалки? Ничего подобного. Убедил целиком и полностью. Во всяком случае, меня, – быстро поправился он. – Хотя есть оговорка. Маленькая, но существенная. Всего одно слово. Сроки. И если какой-то метод хорош, но очень уж он долгоиграющий, то придется прибегнуть к нему лишь после того, как мы подготовимся к достойной встрече с татарами.

– Благими намерениями... – вздохнул, поднимаясь с лавки, Николай, но повелительный жест князя усадил его обратно на свое место.

Всякое знание имеет цену только тогда, когда оно делает нас более способным к деятельности.