Я повесил голову.

– Тогда я в печали, Аграфена, ибо я остался, но мне не известно ни одно искусство, кроме измельчения паприки и резки ванильных стручков. Я ничего не могу дать новому Аджанабу, кроме своих размеров, а они тут не к месту.

Женщина склонила голову набок, словно прикидывая, подойдёт ли мне новая пара обуви.

– Бедняга Симеон! Наш последний гигант! Если хочешь и любишь город, я знаю, что ты можешь для него сделать. И это посложнее всех наших трюков.

– Она мне сказала, – проговорили Великие Врата многозначительно, – что теперь, поскольку в Аджанабе не осталось многочисленных законов, шатавшихся по улицам, и богатства, которое можно выменять на оружие, если понадобится, рано или поздно придут те, чьей целью будет не жонглирование или пение. Они принесут с собой яркие и острые штуки, мечи и стрелы, многое другое. – Он пристально глядел на меня латунными глазами. – Она попросила меня напрячь все свои силы и окружить собой город, чтобы ему ничто не угрожало. Я переживал за свою кожу, потому что во время сумятицы все эти острые штуки, несомненно, полетят в меня, и тогда получится не очень хорошая стена. Но она успокоила меня своими сладостными смычками и призвала к себе каменщиков, кузнецов и дубильщиков, поручила им окружить моё тело со всех сторон красным камнем, латунными скобами и кожаными ремнями, чтобы вышли настоящие Врата и мне никто не навредил.

Я отправился за город и поцеловал его самые высокие башни, изогнул ноги и потянулся вверх, сквозь свои рёбра, так далеко и высоко, как только мог, пока мои голени не встретились, а голова не отбросила тень на внутренний двор, и пеликаны уронили рыбу в солёное море от удивления, увидев на своём пути гору. Тогда я скрестил руки и закрыл Врата Аджанаба, ибо теперь я и есть они, а никакой не Симеон.

Я прикусила губу:

– Но если внутри только художники…

– Их всех перебьют. У нас есть оружейник – старая водяная крыса, что живёт на чердаке с протекающей крышей, где десятки пустых доспехов стоят вдоль стены, – но что значат десятки против вашей орды? – Его улыбка была жёсткой и жестокой. – Однако не беспокойтесь, древние духи! Ни один меч не пройдёт сквозь мои пальцы, они останутся в безопасности. Аджанаб о них позаботится.

– Я не хотела приходить, – мрачно пробормотала я. – Меня не спросили, просто выдернули сюда и сунули чашку бренди в руки.

– От этого нам вряд ли станет спокойнее, – пропыхтели Врата.

Я вертела на пальцах огненные кольца. Что-то во мне жаждало увидеть извилистые улицы Аджанаба и услышать, как смычки Аграфены играют на её волосах. Я была королевой всего день и видела только собственный дом. Я не хотела бросать факел в это место, как не хотела слышать, что Кашкаш был плохим или что меня выбрали королевой лишь из-за моих длинных волос.

Вдруг я протянула руку и схватила массивный каменный палец Врат, казавшийся в моих руках длинной храмовой колонной.

– Впусти меня! – взмолилась я. – Позволь мне увидеть город. Возможно, я смогу уговорить их уйти. Может, если я найду эту нелепую сердоликовую шкатулку, они заберут её и уйдут, обрадуются, что никому не нужно погибать в битве?

Врата подозрительно прищурились, их латунные глаза подёрнулись ярь-медянкой.

– Откуда мне знать, что ты не замышляешь что-нибудь нехорошее? Ты джинния. Я бы скорее доверил своего мула изголодавшемуся крокодилу, чем джинну.

Мои щёки вспыхнули.

– Откуда мне знать, что гигант не раздавит меня двумя пальцами, потому что у него в ухе жужжит муха? – Я погасила свой огонь. – Ладно, ты же видишь, как я молода. Я стала королевой только вчера, ничего не знаю об этом месте и этой войне. Впусти меня, и я попытаюсь найти то, что им нужно; принести желаемое без кровопролития. Если я лгу, пожелаю, чтобы всё стало по-прежнему. И пусть Кайгал провалится в преисподнюю!

Врата нахмурились; у губ пролегли глубокие морщины, заполненные глиной.

– Я тебя впущу. На одну ночь. Ты должна быть у моих пальцев к рассвету, иначе я тебя не выпущу, и ты убедишься, что актёры и певцы частенько занимаются куда более неприятной работой, а мастерства им не занимать. Никто из тех, кто успел пожить в старом Аджанабе, не расслаблялся ни на миг.

Я порывисто кивнула.

– Поклянись своим королём, владыкой желаний, поклянись Кашкашем Гордым и его дерзкой бородой, и я тебе поверю, – проворчал он.

Я могла так сделать, но клятва теперь ничего для меня не значила. Я медленно стиснула ручки серебряных корзин на своих бёдрах и сказала:

– Клянусь его именем, но также Корицей-Звездой, Змеёй-Звездой и Семью Сёстрами.

Он неохотно кивнул и раздвинул указательный и средний пальцы, открыв щель, достаточную для того, чтобы я собрала свой дым и просочилась внутрь.

– Отправляйся к фонтану и разыщи Аграфену. Она всегда там в это время ночи, чарует музыкой луну. Она отведёт тебя в комнату, где стропила такие высокие, что уходят прямо в ночь, и ещё там клетка из слоновой кости и пламя, похожее на твоё собственное.

Я поблагодарила его и, придерживая свои корзины, просочилась сквозь пальцы гиганта в красный город.

Мальчик остановился.

– У тебя отлично получается, – с теплотой сказала девочка. Она взяла его за руки и открыла глаза, мерцавшие в свете факелов. Снег в её волосах растаял, превратился в росу. – Может, принести тебе ужин, – со смехом продолжила она, – и сбежать от своей сестры?

– Странно рассказывать историю тебе, ведь я привык слушать. Так было в сказках, которые я слышал до тебя: красивая девочка сидит у ног мальчика и ловит каждое его слово. Но в этом есть что-то неправильное.

– Это по-прежнему моя история, – сказала девочка, подавшись назад. – Моя последняя история. Она не станет твоей от того, что какое-то время побудет у тебя во рту.

– Я знаю. Пожалуйста, не сердись! Мне страшно… Я буду читать так медленно, как только смогу. Это твоя история, и она заберёт тебя у меня на самом интересном месте. Когда я пожелаю читать её вечно, всё закончится… Я это знаю.

Девочка погладила мальчика по волосам, но не смогла найти слов.

– Я немного отдохну. Я так устала – словно во мне открылась дыра, и через неё выпала вся моя суть.

– Разве можно так устать от чтения? Может, ты больна?

– Нет, всё устроено именно так. Я же сказала, это моя история. Сейчас ты вытаскиваешь её из меня, как рыбак вытаскивает карпа из озера. Он дёргается и упирается, не желая покидать воду, но солнце играет золотом на его чешуе!