Несомненно, ты благоговеешь перед Кашкашем как перед собственным дедушкой и любимейшим домашним богом. Прекрати! Прямо сейчас.

Чтобы слава джиннов гремела и нас не зачаровывали вновь и вновь, помещая в разнообразную кухонную утварь и отдавая на милость дочерей торговцев рыбой, требовалось сделать так, чтобы имя Кашкаша вызывало восхищение и страх…

Не три эту лампу, милый, а то выпрыгнет Кашкаш и проглотит тебя целиком! Не стучи ложками друг о друга, милая, – Кашкаш вырвется из рукояток и сожрёт тебя!

Однако неразумно ждать от других восхищения и страха, если мы сами их не испытываем. Поэтому тайная история духов дыма известна лишь избранным, к числу коих ты теперь относишься. Благодаря этому джинны до жути боятся своих монархов, а весь мир до жути боится джиннов.

Закрой рот, дорогая, а то мотыльки залетят!

Кашкаш не был первым джинном – имя того бедолаги сейчас никто не вспомнит. Он был нежеланным ребёнком, порождением огней, которые вспыхивали под ногами у Звёзд, когда те шли по землям юного мира. Из каждого чёрного следа выпрыгивал джинн, будто косточка из вишни, и нам пришлось искать своё место, хотя мы горели и никак не могли остыть. Мы – всего лишь обугленные забытые дети, чьё рождение прошло незамеченным. Я – потомок джинна, что поднялся над обожжённой травой. Каамиль – потомок обжигающих ветров. Королевы хранили записи и обменивались ими, хотя Кашкаш хотел, чтобы все сведения о нашем происхождении сгорели в пламени его имени. Теперь, когда ты одна из нас, придётся покопаться в твоей родословной. Итак, Кашкаш не был первым, хотя многие по сей день в этом уверены. Ведь не только обычные джинны молятся Кашкашу – так поступают напыщенные жрецы и высокопоставленные вельможи, которые хранят правду в своих кипящих сердцах, но забавляются, рассказывая сказки о джинне по имени Кашкаш, который мог овладеть любой женщиной и уничтожить любого мужчину.

Кашкаш действительно был силён: когда мы были младенцами, чтобы нас попугать, он создавал из своего дыма жуткие клубящиеся формы синего, зелёного и фиолетового цвета – этого не умел делать ни один джинн. Говорят, он потрясающе выглядел (по крайней мере, об этом мы не спорим). Вокруг его головы трепетали лёгкие язычки пламени, гордые и важные, гордые и тщеславные. Так же верно, что он был свидетелем ранних дней города, который позже стал называться Шадукиам. Кашкаш протащил свою пламенеющую пятку по периметру унавоженной поляны, что в те времена и трущобой бы не назвали, а длинный бульвар, на котором располагается твой Алькасар, тогда был лишь полосой красной пыли. Место, которое Кашкаш отметил в грязи, быстро затерялось среди бесчисленных новых дорог и рынков Розового города. Мы ничего не строили, как он и велел, но крали и пожелали, чтобы наш первый город ожил. Кашкаш сказал, что ни один джинн не может желать, как он, и потому желания, не совпадавшие с его, были объявлены вне закона.

Великий талант джиннов – умение желать, и мы превратили его в науку, когда Кашкаш покинул мир. Хотя эта наука, в свою очередь, утратила былую славу после того, как дети перестали ловить нас в лампы и ложки. В те дни мы были молоды, не умели как следует желать, но он и сам справлялся не лучше: пожелал дворец из кедра и рога, а возникли обветшалые башни Квартала джиннов. А сколько он нам наобещал! О-го-го! Стоит ему стать искуснее и умнее, у него в рабстве окажется достаточно много королей, которые нам много всего построят. Как долго мы станем жить благодаря ему! Больше не будем свечами, которые ненадолго зажигают и быстро гасят, станем пламенем десяти тысяч поколений!

Кашкаш в самом деле учился и стал мастером желаний, но его таланты никогда не служили нашим целям. Он больше любил существа из плоти, а не из дыма. Даже самое маленькое из них казалось ему красивее нас.

Мы не должны говорить чужакам, что Шадукиам не целиком принадлежит существам из дыма. Пусть тень бороды Кашкаша сметёт нас прочь! Нам всё равно.

Квартал, который Кашкаш выдумал для себя, превратился в трущобы, где в переулках горел огонь, а среди теней сверкали багровые зубы. Хрупкие башни выросли до самого Розового купола; их чёрные вершины вонзились в пространства между бледно-розовыми лепестками, а мы в башнях жили в такой тесноте, что наш дым сочился сквозь стены, языки пламени стреляли от пола до пола – пока Кашкаш поедал виноград в доме губернатора, советуя тому беречь деньги. До того момента, когда строители лесов завершили свою работу, джинны страдали и плакали в своих чёрных лачугах. Он же танцевал на осыпающихся верхушках башен, пламя клубилось в его глазах и искрилось на вонючем ветру; он выкрикивал стихи истекающим кровью закатам, кричал: «Эй! Пускай джинны горят тысячу лет!» Тем временем далеко внизу жители бараков вопили от восторга, утопая в грязи.

Мы жили так, потому что Кашкаш говорил: «Надо!» – и тряс своей бородой. У него ведь была самая длинная борода из всех. Потому монархов и определяют по столь странным критериям. Каждый трон требует свои любимые качества: самый жаркий огонь, самый сладкий голос и так далее. Кашкаш заявлял, что борода наделила его верховной властью. С чего нам думать иначе? Размахивая бородой, он сокрушил и загнал в шесть тонких башен целую расу. Сказал нам, что это лишь начало и что вскоре мы будем отдыхать на сердолике и шёлке, похожем на голубое пламя. Но дни и ночи перетекали друг в друга, а мы по-прежнему задыхались от тесноты.

Наконец наше терпение лопнуло: ужасный запах, непогребённые тела и обветшалые здания нас вконец измучили. Ведь некоторые ещё помнили травяные равнины. Вот о чём тебе не расскажут жрецы: Кашкаша задушили дымом на ступенях одной из башен, а его тело сожгли. Башни разобрали кирпич за кирпичом, и, когда миновала зима, от Квартала джиннов не осталось и обгорелой дощечки – всё заменил милый новый мрамор и висящие гобелены. Мы похоронили Кашкаша на главном перекрёстке нового города, который был так далеко от Шадукиама и нашего позора, как только представилось возможным. И мы ничего другого не желали, кроме того, чтобы собственными руками построить город из сердолика и латуни, с кушетками из шёлка, похожего на синее пламя, и с длинным бульваром, вымощенным бериллом, вдоль которого мы воздвигли шесть Алькасаров – по одному на каждую из прежних жутких башен.

Однако чувство вины овладело нами, как укротитель овладевает волей быков, и джинны построили статуи над тем местом, где похоронили Кашкаша. Его именем стали клясться, случившееся сохранили в тайне и дали новому городу имя Каш, надеясь отвратить гневный призрак и приманить часть красоты, некогда ему принадлежавшей. Миру мы говорим, что Кашкаш был велик, и только себе под нос шепчем: «Как хорошо, что нам удалось от него избавиться». Мы ни разу не видели, чтобы злобный призрак его длинной бороды блуждал по улицам, но никто не может сказать, помогло ли нам то, что мы сохранили память о нём незапятнанной. Мы ведь просто хотим обеспечить себе безопасность, верно?

Ты всё поняла, моя маленькая длинноволосая девочка? Теперь мы можем отправиться на обед? Если услышим, что ты снова клянёшься именем этой твари, вырежем твой язык, и делу конец!

Я глядела, моргая, на Короля с Королевой, которые уставились на меня, как учителя на особенно тупую ученицу.