Я ранее уже говорил о погибшем командире 860 омсп подполковнике В.А. Сидорове. Обстоятельства его гибели тоже неординарны. Бой шел в горах где-то в 10 км от Файзабада. Сидоров стоял у остановившейся командно-штабной машины БМП-КШ на берегу реки Кокчи. КШМ увязла на берегу в песке и камнях. Механик-водитель не мог выехать, и Сидоров раздраженно приказал ему покинуть машину, сказав: «Сейчас я тебе покажу, как надо водить БМП». Он сноровисто вскочил на машину и резко опустился в люк механика-водителя. Окружающие услышали вдруг сильный хлопок, похожий на выстрел. На мгновение из люка показалось лицо командира полка, он крикнул – «У кого запал сработал?» А все шарахнулись от него. Он понял, что это в его «лифчике» сработал запал ручной гранаты Ф-1. Садясь в БМП, он зацепил за край люка предохранительной скобой гранаты, чека сломалась, и в его распоряжении было 4–6 секунд жизни.

Возможно, он мог просто выбросить наружу гранату, остался бы жив, но вокруг машины стояли люди. В эти последние секунды своей жизни он вырвал гранату из подсумка, прижал ее к животу и накрыл своим телом. Взрыв… тело командира полка через люк выбросило наружу, мгновенная смерть. Больше никто не пострадал…

Строго говоря, виноват в этом он был сам, так как не было необходимости, находясь вдали от боя, вкручивать в гранату запал. По всем инструкциям, это делается непосредственно перед ее применением. Сломалась в гранатном подсумке предохранительная чека и призошел внезапный взрыв.

Тем не менее, на мой взгляд, он погиб как настоящий офицер, пожертвовав своей жизнью ради подчиненных. Никого за собой не «потащил». Гораздо чаще бывает наоборот. Вот такой поворот судьбы у, по всем меркам, блестящего офицера и командира. Без всяких кавычек и двусмысленностей.

Особенно это часто было у саперов, ходивших всегда по краю жизни. Я всегда внутренне замирал, когда они вопреки всем правилам начинали «совещаться» у мины. Это категорически запрещается всеми наставлениями. Однако люди есть люди. По-человечески это можно понять. Отыскивая мину, фугас, заряд, человек внутренне напрягается и предельно внимателен. После того как он ее нашел, обычно наступает расслабление – кажется, что самое опасное позади. Вот она мина, и ничего уже неизвестного нет. Но это опасное заблуждение – главная опасность впереди. Для опытного сапера обезвреживание мины – самое основное дело. А для неопытного – чисто технический процесс. На этом обычно они все и попадаются.

Так, в конце (где-то в октябре) 1983 года недалеко от Альчинского моста под Кундузом на шоссе была обнаружена мина. Она стояла прямо на асфальте в спецально выдолбленной лунке под тонким слоем песка, политого машинным маслом (чтобы ветер не сдувал маскировку и минно-розыскная собака не почуяла).

Проезжающие машины неоднократно наезжали на эту мину, но она почему-то не взрывалась. Слой песка сдуло колесами проезжающих машин – и вот она, желтенькая, лежит прямо в асфальте.

Вызвали саперов. Сначала все шло, как учили. Один из офицеров снял верхнюю крышку мины и обнаружил, что во взрывателе нет пневмокамер. Особенностью итальянских мин ТС-2,5 и ТС-6,1 было то, что взрыватели там имеют пневматические предохранители. Наедет машина на мину, верхняя крышка мины опускается и давит на пневмокамеры, которые, в свою очередь, струей воздуха выталкивают предохранительные шарики взрывателя, и происходит взрыв.

Так вот, на этой мине такие камеры были сняты, взрыва просто технически не могло произойти. Все успокоились, напряжение схлынуло. Командир роты с командиром взвода устроили «совещание» над миной. Все удивлялись дурости душманов, установивших неисправную мину.

По инструкции мина подрывается на месте установки и только в крайнем случае – снимается с места установки специальной «кошкой» на длинной веревке. Однако зацепить на этой мине «кошку» не за что, так как ручки нет, а сама мина круглая и гладкая. Короче говоря, начали снимать мину. Едва тронули – взрыв. От офицеров почти ничего не осталось. Фамилию помню лишь одного – старший лейтенант В. Осипов, командир взвода, часто выходивший с нами на боевые задания. А мина-то была с сюрпризом. Как раз предназначалась для саперов. Под верхней неисправной миной, служившей приманкой для саперов, стояла установленная на неизвлекаемость вторая мина. При ее подрыве сдетонировала и верхняя мина. Вот так по вине командира роты погиб еще один офицер и солдат-сапер. Правила войны пишутся исключительно кровью и пренебрежение ими всегда заканчивается трагически.

И ведь не только по неопытности погибали саперы. Я хорошо помню старшего лейтенанта В.А. Светлова тоже из 541 оисб, опытнейшего сапера, лично обезвредившего более 60 мин и фугасов.

Он часто выходил с нами на боевые задания, помню, я восхищался его мужеством и уверенностью, с которым он выходил один на один со смертоносным зарядом. Как будто делал обычное, рядовое дело, а не играл со смертью. Однако и он погиб 9 сентября 1983 года при разминировании очередного «сюрприза». Такова судьба!

Командир 783 орб майор С.В. Козлов погиб от взрыва мины ТС-2,5, найденной при обыске в одном из домов Центрального Баглана.

Что уж он с ней делал, неизвестно. Находившиеся рядом майор В.В. Тетюхин – командир артдивизиона 998 ап, и сержант-артиллерист А.В. Сергиенко, погибли вместе с ним.

Таких случаев с минами я знаю больше десятка, и я не буду утомлять вас подробностями, но конец всегда один – смерть людей, нарушивших правила, а заодно и рядом с ними находившихся.

А сколько людей погибло просто от шальных пуль! Ведь что получается: стоит человек на одном месте – убит, на полметра в стороне – целехонек.

20 марта 1983 года под кишлаком Мадраса, практически в нескольких километрах от аэродрома Кундуз, уже после боя, случайной очередью, пущенной, причем с большого расстояния (около 2 км), был убит командир взвода разведроты 149 гв. мсп Александр Смирнов. Пуля попала ему в шею, разорвала сонную артерию, и спасти его было невозможно, хотя и доставили его в медсанбат минут через 30.

Другой случай. Недалеко от этого же кишлака в конце года мы проводили реализацию разведданных. Стою у БМП, впереди кишлак в 500–600 м. Идет бой, стреляют, однако не особенно сильно. Вдруг, стоящий от меня сбоку в 10–15 м солдат молча схватился за голову и упал. Мы подбежали к нему – уже мертв, пуля попала прямо в лоб.

Мы погрузили его тело на лобовой лист моей БМП, и все время, пока мы возвращались, я смотрел на него и думал о бренности жизни: вот жил человек еще несколько часов назад, вот его нет. Шел он к этому 19 лет, ведь не думал умирать, и мы не думали, что он умрет. А он умер, и на его месте мог быть любой другой. Мог быть и я. Однако почему-то судьба избрала именно его. В этом и вся загадка судьбы.

Типичным фатальным случаем является и судьба старшего лейтенанта Н.И. Лося – командира взвода разведывательной десантной роты 783 орб. Он участвовал в бою 3 августа 1980 года в ущелье Шаеста, о котором я упоминал ранее, и был единственным из всех офицеров, который был даже не ранен при тех чудовищных потерях – 96 убитых и раненых из 142, участвовавших в том бою.

Удивительный, казалось бы, факт везучести. Однако фортуна и здесь показала свой нрав. Через 17 дней – 20 августа 1980 года Николай погиб от попадания гранаты РПГ в БРДМ около Кундуза при выезде на засаду. А ведь если бы был ранен в Шаесте и отправлен в госпиталь, то остался бы в живых. Погиб находившийся с ним в боевой машине водитель, рядовой И.А. Бота. Трое же разведчиков – члены экипажа, хотя и получили ранения и контузию, но остались живы.